Мониторинг СМИ

«В немецком плену дал обет построить храм — и выполнил его в США». Памяти Серафима Слободского

Отец Серафим Слободской известен православному миру своим учебником «Закон Божий». Но немногие знают подробности его судьбы: как воевал в батальоне «лишенцев», в фашистском плену вместе с друзьями дал обет построить храм. Отец Серафим скончался ровно 50 лет назад — 5 ноября 1971 года. О его жизни рассказывает сын священника Алексей Слободской.

Приговорили к смертной казни на Успение

— О своей жизни в Советском Союзе папа рассказывал очень мало. Находясь в США, он считал, что не может связываться с оставшимися в СССР родственниками: опасался, что для них будут неприятные последствия, а также не хотел, чтобы его родители лишились пенсии, которую получали за него как за погибшего во время войны. Уже после его смерти мы установили контакт с его сестрой — тетей Лидой. И я до сих пор общаюсь с двоюродной сестрой, дочерью папиного брата Дмитрия.

О своем отце, иерее Алексее, моем дедушке, папа тоже рассказывал довольно мало. Я думаю, ему было больно вспоминать все, что с ним произошло при Сталине.

В юности отец Алексей Слободской окончил Пензенскую духовную семинарию и был учеником преподававшего там художника Николая Карловича Грандковского. Он написал несколько икон для классов, которые, конечно, не сохранились. Кроме того, либо дедушка, либо другие семинаристы написали портреты императора Павла, при котором была основана семинария, и царствовавшего тогда Николая II.

Позднее отец Алексей был настоятелем храма Михаила Архангела в селе Черенцовка под Пензой. Он изобразил эту церковь на замечательной акварели, которую мне подарила двоюродная сестра. Теперь эта картина висит у меня дома.

Еще до рождения папы в семье было большое горе — младший ребенок Анатолий заболел и скончался от крупа. Родители поехали в Саровскую пустынь и горячо молились, просили помощи преподобного Серафима. Они просили утешения, чтобы перенести эту потерю.

Оттуда мои дедушка и бабушка вернулись с медальончиком, где с одной стороны был изображен преподобный Серафим, а с другой — Божия Матерь. Вскоре родился мой папа, которого, конечно, назвали Серафимом. Отец всегда носил этот медальон с собой, а теперь он хранится у меня. Я тоже много лет носил его сам, а сейчас он лежит у меня рядом с иконами.

Медальон из Дивеево

К сожалению, мой папа так и не смог узнать, как закончилась жизнь его отца — это удалось выяснить много позднее. Когда Патриарх Алексий II приезжал в Америку в 1991 году, мама смогла очень коротко пообщаться с ним и попросила помочь узнать судьбу дедушки. Святейший даже переспросил, как его звали. После этого моя двоюродная сестра, которая до сих пор живет в Москве, наконец, получила письмо от организации под названием КГБ, в котором сообщалось, что отец Алексей Слободской был арестован за антисоветскую пропаганду и так далее.

Конечно, это не было правдой — его посадили за то, что он был священником. Безусловно, дедушка не признал себя виновным, и его приговорили к смертной казни 28 августа 1937 года — на Успение Пресвятой Богородицы. А расстреляли через три дня. Его похоронили в общей могиле на кладбище Балино в Иваново. Я там еще не был, но надеюсь когда-нибудь туда поехать.

Папу первым отправляли в разведку: ну, умрет — и не важно

Когда началась Великая Отечественная война, папа уже отслужил воинскую повинность, но, естественно, вновь оказался в армии. Как сына священника его зачислили в батальон лишенцев и всегда отправляли в разведку. Никто не волновался о судьбе таких людей: ну, умрет — и не важно.

Многие вокруг погибали, но папа чудесным образом остался жив. Он оказался в лагере для военнопленных в Каунасе.

Ему повезло, что он был художником: комендант лагеря оказался любителем искусства, отделил всех живописцев от остальных и приказал писать картины. Это спасло папе жизнь.

В лагере он познакомился с двумя другими художниками — Николаем Александровичем Папковым и Андреем Александровичем Ростовцовым, который впоследствии стал для меня просто дядей Андреем. В плену все трое дали обет построить храм, если удастся выжить.

После войны папа считал, что не может возвращаться в Советский Союз, поскольку прекрасно понимал, что его там ждет — Сталин объявил предателями всех военнопленных. В Германии он встретил мою маму, там принял священство, а в 1952 году переселился в Америку.

Обетование осуществилось в США, в городе Наяк. Папа был главным двигателем процесса, Николай Александрович расписал нашу Покровскую церковь, а иконостас был сделан по проекту дяди Андрея. Для храма мой отец написал иконы — Воскресение Христово над Царскими вратами, Распятие, преподобного Серафима Саровского и множество других.

Храм строили эмигранты, приехавшие из Европы. У них не было ничего, им требовалось с нуля устраивать жизнь. Денег было мало, они все делали своими руками. Но отец Серафим говорил: «Деньги — это не ваше дело, а Господа Бога. Он смотрит за этим, ведь мы строим храм».

Так в итоге и получилось. Однажды прихожане хотели взять заем в банке, но получили отказ. Тем не менее, папа предложил продолжать строительство, сам мешал цемент, возил кирпичи. Как-то раз директор того самого банка проезжал мимо стройплощадки и увидел, как сам настоятель трудится вместе со своей паствой. После этого он распорядился выдать заем: «Я вижу, что они наверняка вернут долг».

Первый наш престольный праздник был, если не ошибаюсь, в 1957 году. Еще не было крыши, просто голые кирпичи в стенах. На торжество приехал епископ Никон (Рклицкий).

Мы служили под чистым синим небом, и это стало большой-большой радостью для всех.

Владыка тогда отметил, как чудесно и приятно служить, когда над нами такое голубое небо — и мы таким образом приближаемся к Богу.

Еще много произошло, пока храм был закончен — водружение купола, постройка колокольни. Все это было изумительно.

Епископ Нектарий играл с нами в волейбол

Иерархи нередко посещали наш приход. Когда они приезжали в Синод в Нью-Йорке, папа часто приглашал их к нам. Я помню, как у нас служил владыка Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, который даже ночевал в нашем доме. Общение с ним произвело на меня очень большое впечатление. Например, поразило то, что на Всенощной владыка читал Шестопсалмие наизусть.

Мне много доводилось слышать от других, как сильно владыка Иоанн любил детей, давал им деньги на кино, мороженое или какие-то сладости, однако сам я с этим не сталкивался. Вспоминаю один случай, который косвенно связан с ним. В тот раз он приехал к нам вместе с епископом Сиэтлийским Нектарием (Концевичем), который очень любил спорт. Владыка Иоанн пошел отдохнуть в папин кабинет, а владыка Нектарий предложил нам сыграть в волейбол. Я, как младший, встал в команду с ним, а папа — с нашим диаконом отцом Андреем Семянко. Мы начали играть, но владыка Нектарий все время посматривал на окно кабинета. Он знал, каким строгим мог быть владыка Иоанн, и потому побаивался, что тот увидит его за игрой в волейбол.

Когда владыку Иоанна начали травить в Сан-Франциско, обвиняя его в махинациях, многие наши прихожане переживали по этому поводу, приходили к отцу Серафиму, чтобы он помог им разобраться в ситуации. Он и сам очень переживал, старался по мере сил поддерживать владыку, разъяснял людям, что происходит.

Возможно, что переживания по поводу этой травли ускорили кончину отца Серафима. Но в те годы в Зарубежной Церкви случались и другие трудности. Мой отец был правдолюбом и всегда действовал по совести.

Он был совершенно бескомпромиссным в своей вере и служении Богу, и если что-то в церковной жизни шло неправильно, всегда высказывал свою позицию.

Он считал, что в Церкви все должно делаться открыто и правдиво.

Папа никогда не боялся высказываться и всегда писал в протоколе особое мнение, если был с чем-то не согласен. Случалось даже такое, что другие священники опасались говорить о чем-то в присутствии архиереев и просили об этом отца Серафима. Он не боялся как-то навредить себе, а просто знал, что надо стоять за истину.

Например, однажды, на заседании комиссии по подготовке к III Всезарубежному собору, который состоялся в 1974 году уже после папиной кончины, он сказал, что все проблемы, возникшие в Церкви за последнее время, — а их накопилось немало — должны обсуждаться открыто на соборе, поскольку это очень беспокоит многих прихожан. Конечно, нашлись люди, которые воспротивились этому.

Церковный зал Серафима Слободского

Но я думаю, были и другие причины, подорвавшие здоровье папы — прежде всего, арест отца Алексея, война, плен. Отец всегда был сильным, но еще в 1950-х годах его стали мучить приступы астмы, возникли сложности со щитовидной железой, какое-то время пришлось провести в госпитале. И конечно, были проблемы с сердцем, которые в итоге и привели к смерти.

Служение Богу и людям для него всегда стояло на первом месте. У него продолжали появляться идеи для прихода, он хотел построить церковный зал, где все могли бы собираться вместе. Мечтал, чтобы приходская жизнь продолжалась и после него, и боялся, что так может не получиться. Слава Богу, приход существует до сих пор, и сейчас в нем есть тот самый зал, который теперь носит имя отца Серафима.

Но самое главное наследие, которое оставил мой отец — конечно, учебник «Закон Божий». Он написал эту книгу в конце 1950-х годов и хотел, чтобы она была доступна всем русским детям. В конце 1980-х или в начале 1990-х она появилась и в России. Сначала ее распространяли там нелегально, люди переписывали ее от руки, а теперь печатают миллионными тиражами. Мне кажется, таким образом папа оказал огромное влияние на духовное возрождение нашего Отечества.

Дмитрий Злодорев, Вашингтон

5 ноября

Источник: "Православие и мир"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):