Мониторинг СМИ

Память под замком

Почему музей истории репрессий не пришелся к монастырскому двору? Разбирался Александр Трушин

«Огонек» побывал в бывшей «Сухановке» — одной из самых страшных чекистских тюрем. Располагалась она в старинном монастыре. Теперь монастырь восстановлен, а музей, рассказывающий о событиях 80-летней давности, закрыт

Свято-Екатерининский монастырь, а когда-то страшная «Сухановка», находится на окраине подмосковного Видного. Прежде тут был лес, сейчас вокруг пятиэтажки. О главной местной достопримечательности здешние люди в «общих чертах» в курсе: «Тут Берия расстрелял Ежова». Осталась в памяти, получается, одна зарубка с двумя фамилиями, хотя за 14 лет существования тюрьмы НКВД через нее прошли больше 20 тысяч человек. Знают ли об этом? «Нет, в школе нам ничего об этом не рассказывали. Да и школа была такая, что не вспоминать бы о ней...» — отвечают два парня, спешащие по своим делам.

Спецобъект 110

Сухановская тюрьма НКВД (с 1944 года — МГБ) появилась в ноябре 1938 года. Это о ней Александр Солженицын писал в «Архипелаге ГУЛАГ»: «самая страшная тюрьма, которая только есть в МГБ». Создавали ее ударными темпами: буквально за месяц 800 рабочих полностью перестроили бывший монастырь. Политических заключенных, в основном по 58-й статье, свозили сюда.

Долго тут не сидели, максимум несколько месяцев, пока арестованный не подписывал признание в шпионаже или вредительстве. Многие умирали прямо на допросах или после них. Их сжигали в печи, оборудованной в одном из храмов. Иногда тут же расстреливали — и в печь. Тех, кто выживал в тюрьме, вывозили на расположенные в 5-6 километрах Бутовский полигон или расстрельный спецобъект «Коммунарка». Берия даже планировал для удобства проложить железную дорогу от «Сухановки» до Бутова, чтобы наладить вывоз узников на полигон смерти. Все продумано, все рядом. В кельях были камеры для узников, в подвалах — карцеры и помещения для пыток. Сюда завозили из нацистской Германии специальное пыточное оборудование. Хотя и своего, отечественного, тоже хватало (52 вида пыток насчитал один из заключенных «Сухановки» Александр Долган).

Первыми узниками здесь были сами чекисты — творцы Большого террора 1937 года: Николай Ежов просидел здесь 10 месяцев — до расстрела, в течение 1938-го через «Сухановку» прошли 332 руководителя НКВД, в следующем году — еще 1364 сотрудника рангом пониже. Затем пришла очередь военных: здесь были уничтожены один нарком ВМФ, три заместителя наркома обороны, 16 командующих военными округами, 25 их заместителей, 5 командующих флотилиями, 8 начальников военных академий, 33 командира корпусов, 76 командиров дивизий, 40 командиров бригад, 291 командир полка.

Кроме чекистов и военных узниками «Сухановки» были и гражданские: от ученых и писателей до директоров промышленных предприятий, бухгалтеров и рабочих... Здесь сидели жена Молотова Полина Жемчужина, Всеволод Мейерхольд, Исаак Бабель, разведчик Дмитрий Быстролетов (племянник Алексея Толстого), Николай Тютчев (племянник русского поэта). Сюда привозили арестованных по делу «геологов-вредителей», потом «врачей-убийц»...

Сухановский конвейер остановили только в 1952 году. Точнее, законсервировали (видимо, думали, что еще сможет пригодиться). Но в 1953-м Сталин умер, Берию расстреляли, и наступили другие времена: после обработки хлоркой и ремонта здесь открыли Учебный центр УВД Московской области. В 1992 году времена опять переменились: начали восстанавливать монастырь, а школу милиции унесли за стену.

Теперь на дворе 2017-й: монастырь восстановлен, купола блестят золотом, внутри — чистые выкрашенные корпуса, посажены цветы. Чисто, пустынно. Получается, прошлое закатали в ремонт?

Послушник Жижирин

Родственники приезжают сюда, чтобы помянуть тех, кто сгинул в подвалах «Сухановки». Фото: Сафрон Голиков, Коммерсантъ

И да, и нет: здесь еще в 2010 году был музей, который рассказывал об истории монастыря и недавней тоже. Об этом поведала 90-летняя Галина Ивановна Юдаева — председатель Видновского общества жертв политических репрессий (ее отец, священник, был расстрелян в 1932 году, семью, не дав собрать вещи, выгнали из дома в рождественскую ночь прямо на мороз). Каждый год 30 октября общество всем составом (сегодня числится 130 человек) приходит к большому поклонному кресту в память о жертвах «Сухановки». Там небольшой крест стоял давно, но подгнил и ветром его свалило. А этот, 7-метровый, установил бывший послушник монастыря Виктор Анатольевич Жижирин.

— Дело было так,— вспоминает Виктор Анатольевич,— я спросил у епископа Тихона, могу ли я заняться созданием музея. Он удивился, сказал, что в монастыре такого послушания нет. И музей здесь не нужен. Но через некоторое время, словно нехотя, дал согласие: мол, занимайся, если хочешь, но в свободное от послушаний время.

Жижирин хотел. И начал искать экспонаты: обратился к работникам Центрального музея МВД на Селезневской улице и Музея истории ГУЛАГа, уговорил передать материалы вдову писателя Юрия Трифонова, некоторые экспонаты были найдены на территории монастыря. Жижирин создал макет сухановского карцера, в котором человек мог только стоять (в нем держали заключенных по несколько суток), и восковую фигуру Берии, которая производила неизменно жуткий эффект на посетителей. А еще он познакомился с Лидией Головковой, сотрудницей отдела новейшей истории Русской православной церкви Православного Свято-Тихоновского университета, которая написала книгу «Сухановская тюрьма. Спецобъект 110» (вышла в 2009 году в издательстве «Возвращение», которого, увы, больше нет). Лидия Алексеевна помогала Жижирину, делилась с ним материалами из архивов НКВД и МГБ — так складывалась сухановская экспозиция.

Прознав про музей, в Свято-Екатерининский монастырь начали приезжать паломники, дети и внуки репрессированных. Виктор Жижирин водил экскурсии, показывал экспозицию. Выступил и с новой инициативой: создать стену памяти, на которой были бы написаны ставшие известными имена сухановских узников, и даже место предложил — рядом с монастырским кладбищем, где сохранился фундамент тюремной трансформаторной будки. «Хотелось бы,— говорит он,— всех поименно назвать». Но настоятель ответил: «Нам этого не надо, мы здесь возведем часовню». А потом послушника Жижирина... изгнали из монастыря.

— Нехорошо поступил настоятель епископ Тихон,— сокрушается Галина Ивановна Юдаева.— Знаю, что Жижирин недавно приезжал в монастырь, просил настоятеля: возьмите меня, надо пополнять музей новыми материалами, буду бесплатно работать. Нет, не взяли... Говорят, в монастыре хотят эту комнату, где был музей, под пекарню сдать, а музей закрыть. Неужели так и сделают? Я ведь писала патриарху Кириллу о том, что надо бы установить стену с именами тех, кто сидел в Сухановской тюрьме, и к нам потом на собрание общества приезжал из патриархии епископ Серпуховской Роман, сказал, что дано благословение на это. Но так ничего потом и не сделали. И как все это понимать?..

Фото начала 90-х. Коридор корпуса Свято-Екатерининского монастыря, где находились камеры. Фото: topos.memo.ru

Галина Ивановна не знает.

Не знает и Виктор Анатольевич Жижирин. «Огонек» его разыскал: он живет в Сокольниках, в старом, еще довоенной постройки доме, в тесной квартирке на первом этаже с проваленными полами и сплошь заставленной написанными им иконами и картинами. Нашли его через сайт... «Стихи.ру» (да, он и стихи пишет тоже). Бывшему послушнику Свято-Екатерининского монастыря 71 год. По образованию — математик-программист.

Как он стал послушником? Почему пришел в «Сухановку»? Его рассказ печальный:

— Моя супруга Наталья была смертельно больна, и мы с нею ушли умирать в женский монастырь Александра Невского, в Талдомском районе. Там я три года был трудником — дрова колол, печи топил, на тракторе работал, всю мужскую работу тянул. Когда жены не стало в 2009 году, я пришел в Свято-Екатерининский монастырь. Он уже был восстановлен, но к пыточным камерам в подвалах еще можно было проникнуть. Туда и шел...

Правда, там все уже было вычищено. Но монахи, пришедшие в 92-м, когда монастырь был передан Церкви, рассказывали, что в подвалах находили человеческие кости. Их поначалу закопали у монастырской стены, но потом, видимо, опасаясь огласки, вывезли на мусорную свалку.

Жижирин знал о бывшей тюрьме. А созданию музея решил посвятить остаток жизни не случайно: через ГУЛАГ прошли два его дяди (один попал туда после освобождения из немецкого плена, второй — по доносу). Был еще один резон — символический. Поблизости от Центрального аэрогидродинамического института, где раньше работал Жижирин, стоит церковь Владимирской иконы Божией Матери. Там нес старческое служение схииеродиакон Антоний, выживший после казни на электрическом стуле, но потерявший зрение и прошедший северные и колымские лагеря. Антоний похоронен в Свято-Екатерининском монастыре — и в этом Виктор Анатольевич видел некий знак.

Но это для послушника значимые резоны. А для епископа, выходит, и не резоны вовсе...

Замурованная память

Виктор Жижирин думал, что музей в монастыре станет делом его жизни Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ

Лидия Головкова свою книгу о Сухановской тюрьме заканчивает горькой нотой: «Однажды, приехав в монастырь, я не нашла двери, за которой начиналась лестница, ведущая вниз, в жуткий подвал. На этом месте была пустота, вернее, свежевыкрашенная ослепительно-белая стена. Как когда-то замуровали святые врата под колокольней, так теперь оказалось замурованным место сугубых страданий сухановских узников. Все повторяется...»

Лидия Алексеевна рассказывает, что 10 лет писала в КГБ, потом в ФСБ запросы о Сухановской тюрьме. И ей отвечали: никакой информации нет. Но она ее находила — собирала материал по рассказам самих репрессированных. Потом, в середине 90-х, на какое-то время архивы открылись. Увы, не на долго: сейчас, по ее словам, знакомиться с архивными документами опять стало непросто, даже несмотря на то что закон 2007 года разрешил выдачу материалов о репрессиях по истечении 75 лет со дня ареста. Головкова описывает ситуацию так: Московское управление ФСБ в 90-х годах передало больше 100 тысяч дел в Государственный архив Российской Федерации. А сейчас там сидят люди из тех же «органов» и... зашивают папки с делами: «В буквальном смысле,— говорит она,— руками, толстой специальной иглой с суровой ниткой, крест-накрест и по периметру. Дела закрыты. Может, там, в «органах», решили, что мы слишком много об этом уже узнали. Из той среды порой слышишь: напрасно это сделали... У меня все время было такое ощущение, что надо спешить, что материалы могут закрыть, а мы так и не узнаем о судьбах еще многих людей, по которым проехало красное колесо репрессий».

Сколько их? На сайте «Открытый список» (ru.openlist.wiki) собрана база данных о жертвах политических репрессий в СССР, она пополняется каждый день. На момент написания этого текста в ней числилось 2 833 014 записей...

Александр Трушин

30 октября

Источник: "Коммерсантъ"/"Огонёк"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):