Мониторинг СМИ

Госзаказ на прошлое

2012 год объявлен в России Годом истории

Созданная несколько лет назад комиссия при президенте РФ по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России завершила свою работу в этом году, приняв ряд примечательных решений. По ним в определенной степени можно судить, какую историю надо считать «правильной».

Среди вполне понятных предложений по активному включению всех заинтересованных лиц в работу по освещению истории в СМИ и вообще по «популяризации прошлого России в отечественном и зарубежном медиапространстве» встречаются и пункты, вызывающие серьезную критику в профессиональном сообществе. Так, члены комиссии предлагают заняться «унификацией школьных учебников истории, а также представить предложения по оптимизации до двух-трех наименований учебников, рекомендованных для изучения отечественной истории в школе». Кроме того, рекомендуется включить в учебные курсы, школьные олимпиады, научные планы вузов разделы, посвященные «противодействию фальсификации истории в ущерб интересам Российской Федерации».

Новый идол

Госзаказ на «правильную» интерпретацию прошлого существует с незапамятных времен. Под влиянием «властного интереса» создано множество исторических источников, которые теперь старательно очищают историки. Например, в конце XVIII века из учебников русской истории дотошно вымарывались нелицеприятные подробности прихода к власти матушки-императрицы Екатерины II. Что касается учебников по истории, то и 120 лет назад в России уже вовсю спорили о том, достаточно ли было тогдашним гимназистам одного или все-таки лучше несколько на выбор.

Ссылки на «историческое право» в международных отношениях известны со времен средневековых династических конфликтов и только чаще стали использоваться в эпоху национальных государств.

Со ссылкой на историю оспаривали друг у друга Эльзас и Лотарингию Германия и Франция, ими же руководствовался Гитлер в своих претензиях на восточноевропейскую экспансию, «аргументы от истории» по сей день страстно используют участники палестино-израильского конфликта и спора вокруг Нагорного Карабаха.

В этом нет ничего удивительного. В те времена, когда «Бог умер», то есть религия потеряла былое значение, история стала новым идолом западной цивилизации. Она современный парафраз духа предков, который оказался живучее монотеистической религии. Ей приносят дары в виде бесчисленных памятников и монументов, ее представляют в роли порой доброго, порой злого, но всегда всесильного божества, определяющего жизнь каждого из нас. Перед ней приклоняются, часто наделяя самыми фантастическими чертами и тем самым окончательно превращая в миф. В результате чего из объекта поклонения история становится объектом манипуляции. Именно так рождается историческая политика.

Историческая политика

Сам термин «историческая политика» появился в Германии 80-х годов XX века, когда близкие к правительству историки рядом высказываний о необходимости более позитивного отношения к своему прошлому спровоцировали резкую реакцию коллег, вылившуюся в дискуссию, которая вышла далеко за пределы академических кабинетов.

Оппоненты обвинили околоправительственных исследователей в желании обелить нацизм, представив его вынужденным ответом на ужасы большевизма. Это они и назвали исторической политикой — то есть попыткой подчинить изучение прошлого не научной истине, а абстрактному патриотизму и неким государственным интересам. И тут же получили ответ, что не желают разбираться в нацистском прошлом, а вместо этого хотят использовать его исключительно как пугало в сиюминутных политических интересах. Так историческая политика с самого начала стала пониматься исключительно в отрицательном контексте.

Спустя всего несколько лет она была реабилитирована. Случилось это, правда, не в Германии, а в странах Восточной Европы, где после падения социализма начали активно сводить счеты с собственным прошлым, а главное, с «ответственными» за него. В 2004 году группа польских историков высказалась за то, чтобы правительство при участии академического сообщества выработала официальную историческую доктрину страны. Примерно в это же время о необходимости чего-то подобного заговорили и в России.

Горячая память России

Российские историки от власти сразу же заявили, что наша страна занимает исключительно оборонительную позицию, защищаясь от попыток использовать историю в качестве аргумента в современных политических делах. Отчасти это было справедливо, хотя, по правде говоря, большинство восточноевропейских «институтов памяти», созданных как раз в рамках реализации исторической политики, занимались не столько выяснением отношений с Россией, сколько охотой на собственных социалистических «ведьм».

Однако ряд громких историко-политических акций наших ближайших соседей — вроде исков прибалтийских государств о компенсации ущерба от советской оккупации или объявления голодомора геноцидом украинского народа — явно затрагивал интересы уже самой России. И неслучаен внешнеполитический крен российской исторической политики. Хотя нередко она выглядит лишь попыткой не дать открыть «музей оккупации» в очередной прежде братской стране.

Но оборонительный, внешнеполитический аспект не единственный. Не менее, а может быть, и более важную роль играет история в нашей внутренней политике.

«Избыток истории вредит жизни», — об этом предупреждал еще Ницше. Он даже называл это «исторической болезнью». Где ею заболели, там люди «не способны больше пользоваться прошлым как здоровой пищей», они или переедают, или травятся. И нынешней Россия явно присуща «горячая память». В отличие от «холодной», скрупулезно консервирующей даты, имена, но лишающей их значения для современности, «горячая память» пытается вставить в прошлое сегодняшнюю повестку дня. Борьба за прошлое приобретает мировоззренческий характер, превращается в столкновение мифов и соревнование проектов будущего. Разговор об истории всегда идет с торжественным придыханием. И те, кто видит ее блистательно прекрасной, и те, кому она кажется пугающе темной, рассчитывают найти в истории сокровенные ответы на главные вопросы настоящего.

Неудивительно, что государство постаралось предложить собственные варианты. К примеру, был выпущен скандально известный учебник под редакцией Александра Данилова и Александра Филиппова, из которого следовало, что Сталин был «эффективным менеджером», а террор — способом отбора лучших представителей бюрократии. По аналогии с европейскими законами против отрицания холокоста продвигалась идея уголовной ответственности за отрицание итогов Великой Отечественной войны. Наконец, была учреждена комиссия по борьбе с фальсификацией истории в ущерб интересам России. Где так или иначе периодически возникает вопрос о появлении двух-трех «правильных» учебников.

Интернет-история

Между тем большой вопрос, насколько вообще сегодня учебник и исторические книги в принципе играют ту роль, что двадцать, тридцать или сто лет назад? Ведь даже тогда учебник был не более чем элементом декорации, внутри которой происходит действие урока. Это сценическое пространство по большей части наполнено многочисленными призраками истории. А сегодня главным «историческим источником» и вовсе стали медиа — телевидение и интернет. И законы, по которым они развиваются, соответствующие — медийные. Школьнику не надо больше идти в библиотеку, чтобы подготовить реферат, — достаточно открыть Википедию. Благодаря ей же каждый по крайней мере на несколько минут может почувствовать себя изощренным знатоком. История перестала выглядеть сакральным знанием, она стала восприниматься как обычная информация, причем зачастую довольно легкодоступная.

Легкость эта обманчивая. В море исторического интернета можно утонуть, даже не заметив. И главная претензия к нынешним школьным учебникам, как и к историческому образованию вообще, не в том, как они трактуют, например, роль Сталина в отечественной истории, а в том, что не учат различать, каким источникам можно и нельзя доверять при формировании собственной оценки. В итоге из школы выходит человек, худо-бедно знающий основные даты, но для современных условий совершенно некомпетентный. И не дай бог в нем когда-нибудь проснется интерес к истории, тогда он тут же станет объектом манипуляции.

Человек падок на сенсации, поэтому в интернете пышным цветом расцветают альтернативные истории, теории заговоров и «новые хронологии». Есть спрос на подробности из жизни властителей, подчас «клубничные»? И вот к услугам идущие чередой документальные телефильмы о Хрущеве, Брежневе, Андропове. Об их соратнице Екатерине Фурцевой недавно сняли целый художественный сериал. Мы знаем все о безумном Калигуле, о кровавом диктаторе Сталине, нам любопытны любовные похождения Муссолини, подробности убийства Троцкого, причины клаустрофобии Ким Чен Ира. Для тех же, кому интересны подзабытые подробности жизни «маленьких» людей, — «Намедни» разных эр в ассортименте.

Проблема не в спросе, а в том, что качество исторического предложения неподготовленный потребитель оценить не может. Это не прошлое, это его имитация.

История или контрпропаганда

Медиаистория всегда фрагментарна, как любой продукт клипового сознания. А тут еще госзаказ на борьбу с фальсификациями. То есть вместо того, чтобы формировать целостную историческую картину, опять предлагается сосредоточиться на фрагментах, на этот раз чуждых идеологических плевелах: сколько именно офицеров было убито в Катынском лесу, кто больше виноват в развязывании второй мировой войны, насколько сталинизм «лучше» нацизма...

И вместо истории получается контрпропаганда, по сути, ее заменяющая. К тому же такой «антифальсификаторский» акцент не только не способствует «остужению» нашей исторической памяти, но и подбрасывает околонаучные поленья в политическую топку. Наконец, он «объединяет» общество с любым, даже давно ушедшим правящим режимом, не разделяя сфер ответственности: признать преступления власти — значит сознаться в собственном преступлении. Тем самым мы превращаем себя в заложников собственных исторических фрустраций.

Почему так происходит? Потому что, с одной стороны, власть действительно имеет отношение ко всем и ко всему. А с другой стороны, потому что власть, как писал Карл Поппер, обожествляют — это самый распространенный, но и самый оскорбительный для людей вид идолопоклонства. Ведь обожествление власти порождено прежде всего страхом — чувством, которое стараются скрывать. Тем не менее большинство в мире, оказывается, не христиане, мусульмане, буддисты или иудеи, а идолопоклонники, которые веруют только во власть.

А мы между тем по-прежнему дискутируем: о национальной идее, о том, что воспитывает патриотизм, а что нет, в каком объеме и как надо давать разные точки зрения на одни и те же события, как писать о современной истории и действующих политиках. Историки по-прежнему уделяют повышенное внимание героям и злодеям, государственным деятелям и авантюристам.

Основным же аргументом, обосновывающим смысл существования разного рода комиссий по противодействию фальсификациям, объявляется воспитание патриотизма. Но борьбой с врагами можно воспитать только ненависть к врагам, а не любовь к своей стране. Поэтому, по-видимому, задача истории состоит все же не в том, чтобы дать достойный отпор своим идеологическим противникам или использовать обычного человека в геополитических целях, а в том, чтобы помочь ему преодолеть невежество.

Анатолий Берштейн, Дмитрий Карцев

21 декабря

Источник: "Московские новости"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):