Епископ Саратовский и Вольский Лонгин (в миру Владимир Сергеевич Корчагин) охотно идет на контакт с прессой. Более того — с его появлением в Саратове открытой для прессы (а значит для общества, для всех его слоев) стала вся епархия. Причем, ни с одним изданием не отказались говорить по причине, скажем "антицерковных" публикаций или непристойной бульварщины. Никого еще этим не попрекнули, насколько мне известно. "Это ваша политика?",— спросила я епископа и в ответ услышала: "Это мой долг". К открытости и доступности относительно молодого (44 года) Архиерея разные люди могут относиться по-разному. Кто-то скажет: да что вы, политика все это, вопросы влияния, пиар и тому подобное. А кто-то увидит в этом показатель: Православная Церковь в 21-м веке не намерена скрываться в высоких стенах от "мирской грязи".
— Наша газета выходит в канун Крещения, первый вопрос — об этом празднике. Сотни саратовцев в ночь со среды на четверг ринутся на Волгу и с великим веселием станут окунаться в ледяную воду. В народе существует поверье: вода крещенской купели ("иордани") смывает с человека все грехи, накопившиеся за год. Это так?
— Купание в проруби на Крещение — добрый по сути обычай. Но в отношении него произошла подмена понятий, к нему примешалась изрядная доля суеверий. За многие десятилетия жизни без Церкви, без действующих храмов смысл многих церковных таинств стерся в памяти людей, и второстепенное заняло место главного.
Что нужно знать о крещенской воде? Это святыня Церкви, и это — одно из видимых чудес церковной жизни. Она не портится длительное время, она помогает исцелению недугов души и тела. Но получает ли человек при купании в проруби (иордани) оставление грехов? Нет! Оно возможно только в таинстве покаяния, только во время исповеди в храме. И это следует помнить.
— Впервые ступив на саратовскую землю, Вы, помнится, сказали: "Мы — православная страна, пора, наконец, перестать этого стесняться". Какой смысл Вы вкладывали и вкладываете в эти слова? Что в данном случае значит "стесняться" и "не стесняться"?
— Мои слова были направлены главным образом против всепобеждающего ныне понятия политкорректности. Используемые по всякому поводу и без повода либеральные клише, такие, например, как "Россия — многоконфессиональная страна", они ведь не всегда верны. Россия — страна православная, это факт исторический, который нельзя отменить, нравится это кому-то или нет. Общество, и в особенности власть, должны это осознавать. Православием сформированы не только история и культура, но и душа, дух, тип народа; это "база", на которой во многом основываются наши реакции и сейчас, несмотря на то, что далеко не весь народ воцерковлен. Но почему-то при этом татарин у нас с гордостью заявляет, что он татарин, следовательно, мусульманин, и это ничего, кроме уважения к нему, не вызывает, а когда звучат слова: "Мы — русские, мы — православные", это почему-то заставляет кого-то поеживаться… Вот смысл моих слов в сжатом виде.
— Не так давно в Саратове, точнее возле памятника Радищеву, прошел митинг молодежи, озабоченной, по их словам, клерикализацией высшего образования и клерикализацией общества в целом. Участникам митинга представляется, что религия из глубоко личного, частного дела (каковым она должна быть, по их разумению) становится делом государственным, что Православие становится чем-то вроде государственной идеологии, а принцип свободы совести попирается. Что бы Вы ответили этим молодым людям?
— Ответил бы, что сам факт митинга говорит о том, что мы живем в свободной стране, что мы — свободные люди, и опасения по поводу клерикализации преувеличены. Церковь не стремилась и не стремиться к сращиванию с государственным аппаратом; мы хорошо знаем о том, какую боль, какой вред принес Церкви двухсотлетний синодальный период, когда она существовала в качестве государственного придатка. Не говоря уже о советском периоде, когда Церковь жила в каком-то узком пространстве, определяемом Советом по делам религий. Эти молодые люди плохо представляют себе, против чего они выступают. На том митинге был, помнится лозунг: "Бог не в Совете по делам религий, а в сердце". Я, конечно, не вышел бы сам с этим лозунгом на улицу, но полностью согласен с его содержанием и могу передать его авторам свою полную солидарность с ними в этом вопросе. И хочу добавить, что Русская Православная Церковь на протяжении последних пятнадцати лет оставалась единственной силой, которая выступает категорически против восстановления Совета по делам религий в каком бы то ни было виде, поскольку этот орган с неизбежностью станет органом контролирующим.
Что же касается образования, то здесь и вовсе нет никаких оснований говорить о клерикализации. Основы православной культуры в школах изучаются абсолютно добровольно, это ответ на общественный запрос, люди нас об этом просят. Там, где есть малейший признак протеста, нежелания, мы этого не делаем. И о каком попрании свободы совести можно говорить, если все конфессии у нас существуют совершенно свободно, и если — вам знакома эта информация? — в Челябинске органы юстиции регистрируют нового "папу римского"? Появляется такой папа Василий, это скандальная личность, наполовину юродивый… А квартира, в которой он живет, объявляется новым Ватиканом. Конечно, это театр абсурда. Я считаю, что свобода совести не может быть такой безграничной и что государство должно определить приоритеты в данном отношении.
— Часто задаваемый и, как ни странно, многих волнующий вопрос: откуда у Церкви деньги? Начиная с 1988 года, и по сей день в городе и области капитально ремонтируются, возвращаются в первоначальный вид, а также вновь строятся десятки православных храмов. Это сотни миллионов рублей. Только пожертвования верующих? Или есть иные источники? В СМИ не раз и не два приходилось читать о бизнесе, контролируемом РПЦ. Существует ли такой бизнес?
— На самом деле денег у Церкви мало. Я бы сказал, совсем нет. Я не знаю, почему, но именно Саратовскую область атеистическая власть как утюгом каким-то выгладила, к 37-му году здесь ни одного действующего храма не осталось, даже какого-нибудь кладбищенского. И совсем немного храмов ныне отремонтировано так, чтобы можно было сказать: "Храму возвращено его былое благолепие". Это я вам вполне "профессионально" заявляю. Процесс восстановления идет очень медленно и в основном — на пожертвования верующих: это те рубли, те копейки, которые люди приносят в храм, это свечки, записки, иконки, крестики. Кроме того, есть состоятельные люди, которые живут зачастую уже не в нашей области, но помнят о своей малой родине и помогают восстанавливать храмы.
Никакого церковного бизнеса, к сожалению, не существует. Да, к сожалению. Мне непонятно лукавство некоторых средств массовой информации, которые с восторгом живут в новом капиталистическом мире, приветствуют все его проявления, но встают при этом в такую странную позу по отношению к Церкви. Ведь во всем мире традиционные конфессии существуют именно за счет легального, не осуждаемого обществом бизнеса. Итальянская католическая Церковь вполне легально владеет значительной частью макаронной промышленности Италии, а что такое для итальянцев макароны, объяснять, думаю, не надо. Католическая Церковь Германии — собственник огромного количества недвижимости, включая памятники архитектуры; недвижимость сдается в аренду и таким образом содержится вся социальная структура Церкви, католические школы, университеты, радиостанции… У нас ничего этого нет. Впрочем, наш российский бизнес пока еще не для слабонервных. В настоящих условиях бизнесом Церкви лучше не заниматься, потому что не установились правила…
— …и это занятие не может быть нравственно безупречным?
— Сегодня, по крайней мере, не всегда таким является. Но мы — и общество, и Церковь — должны стремиться к иному положению дел.
— Мэр города Саратова — теперь уже бывший — перед самым своим уходом с поста был награжден орденом преподобного Сергия Радонежского; награду вручил Патриарх, но с Вашей, видимо, подачи, ведь именно Вам приходилось иметь дело с саратовским мэром. Оставим в стороне его личность; прессу легко назвать ангажированной. Оставим в стороне (хотя это сложнее в стороне оставить!) крайнюю запущенность вверенного г-ну Аксененко города. Но как сочетается вручение орденов, то есть внешних знаков особого отличия в добрых делах с евангельским "Не творите милостыни перед людьми"?
— Да, мэр награжден с моей "подачи", безусловно. Заповедь, о которой вы говорите, действительно дана тем, кто делает добрые дела, но там же, в Священном Писании, сказано, что надо за все благодарить. И потому не мэр "творил милостыню перед людьми", а мы выражаем свою благодарность. Впрочем, я бы и не назвал милостыней то, что делал Юрий Николаевич. Мы с ним очень хорошо, по-доброму работали, он содействовал возвращению Церкви нескольких храмовых зданий, здания консистории (Радищева 24.— М.Б.), и для меня это вопрос принципиальный: я считаю своим долгом его поблагодарить. Я вообще не считаю, что человека надо забывать сразу после того, как за ним захлопнулась дверь его прежнего кабинета. Любой политик сегодня должен помнить, что однажды и он станет бывшим.
— Главные проблемы, стоящие сегодня перед Русской Православной Церковью и перед епархией в частности,— каковы они, на Ваш взгляд? В материальной базе они или в духовных основах?
— Главная наша проблема в том, что народ расцерковлен. То, что произошло с русским народом в 20-м веке, это действительно катастрофа, это потеря самих основ, фундамента бытия. Мы можем обозначать какие-то проблемы в качестве социальных проектов, но даже если мы вложим в эти проекты полный стабфонд, то это ведь не изменит отношения людей к жизни. Если это отношение не христианское, если оно не обусловлено религиозно, то мы не заставим человека создавать семью; не заставим рожать детей, а, родив их, воспитывать. Если человек с детства привык к мысли, что он родился для того, чтобы получить максимум удовольствия, он просто не будет заниматься такими "скучными и хлопотными вещами". Давайте сопоставим цифры: за десять лет царствования императора Николая II население России выросло на 20 миллионов человек, за последние десять лет уменьшилось на 10 миллионов. Мы развенчали понятия чести, долга, самоотверженности, подвига, мы высмеяли эти понятия, потом спохватились: из нашей жизни уходит героизм, уходит любовь… Всему этому есть место только в религиозном обществе, в обществе, где существуют высшие ценности. И потому вот наша главная задача — восстановление нормальной жизни народа. Я бы сказал так — восстановление России. И мы не можем решать этот вопрос долго. У нас нет века на это. У нас есть максимум одно поколение, протяженность одной человеческой жизни. Дальше уже просто не с кем будет эту задачу решать. Лучшие силы Церкви оказались брошены на восстановление тех руин, которые были возвращены нам, на строительство новых храмов, потому что без этого невозможно начать церковную жизнь. Что касается материальной базы… Мы здесь об этом уже говорили. Проблема денег — это то, от чего наше духовенство очень устало. Невозможно годами жить с протянутой рукой, невозможно, а приходится — при отсутствии сколько-нибудь нормального церковного бюджета.
— Вопрос очень больной. Я заняла бы слишком много Вашего времени, если бы рассказывала вам обо всех своих огорчениях в Церкви. Скажу лишь, что холодное равнодушие, нетерпимость, жестокость, грубость и бестактность не раз и не два ранили меня; причем, это исходило как от прихожан, так и от священников. Я крестилась уже зрелым человеком, несколько лет назад; и меня поразило безразличие священника, совершавшего Таинство. Он не сказал мне ни слова, он не спросил, кто я, что я, почему решила принять крещение, он даже не поинтересовался, знаю ли я, по крайней мере, Символ веры. Он не поздравил нас, крестившихся в тот день (а нас было всего трое — двое взрослых и ребенок), он не сказал нам ничего о произошедшем в нашей жизни событии, он смотрел сквозь нас… и у меня сложилось впечатление, что мы для него — то же, что клиенты для парикмахера. А Вы эту проблему видите?
— То, о чем вы говорите, и для меня тоже огромная боль. Плохо, когда священник становится "продавцом услуг", но ведь есть и другая сторона медали — когда сами прихожане относятся к священнику как к человеку, который обязан оказать им услугу. Ко мне приходят жаловаться на батюшку, который не допустил прихожанина до Причастия. Но ведь это обязанность священника — не допустить, если человек не готов. Люди очень часто воспринимают Церковь как магазин, как бюро ритуальных услуг. Мы вводим сейчас обязательное оглашение перед крещением. То есть священник должен побеседовать с человеком, объяснить ему смысл Таинства, дать необходимую литературу. И это тоже вызывает у некоторых недовольство: как так, почему передо мною какие-то препятствия? Мы устанавливаем в храмах купели для крещения полным погружением, и это тоже вызывает недовольство: зачем так, пойду в другую церковь, там креститься проще. Это неправильно, и мы должны это убеждение поколебать.
— Нередко люди жалуются на отсутствие, либо нехватку индивидуального внимания к ним и к их проблемам в Православной Церкви. Кстати, в любой из так называемых сект индивидуальное внимание получаемо человеком в избытке…
— Что касается сект, то это просто правило маркетинга, это то же самое, что в каком-то дорогом магазине — покупателя в дверях встречает продавец-консультант с улыбкой…В Православной Церкви такая коммерческая любовь не может прижиться, здесь отношение к человеку должно строиться иначе. К сожалению, священник у нас часто не справляется с нагрузкой, с наплывом верующих. Совсем недавно даже на такой город, как Балаково, был только один храм и в нем служили три священника.
— Правда ли, что Вам пришлось избавить епархию от нескольких недостойных, несоответствующих сану священнослужителей?
— Да, такая проблема есть. Люди разные попадаются. В начале девяностых, когда открывались десятки храмов, но не было даже семинарии, в Церковь приходили случайные люди. Кое-кто отсеялся, а с кем-то действительно пришлось расстаться. Лично мне пришлось избавить епархию от нескольких человек, это неприятно, но это тоже факт нашей жизни. Не все выдерживают, ведь служение священника — это очень напряженное и сложное дело. А людям свойственно привыкать — в плохом смысле привыкать — даже к служению Богу. Кто-то спился, кто-то совершил поступки недостойные его сана. Я часто цитирую слова святителя Игнатия (Брянчанинова), сказанные им еще в девятнадцатом веке в ответ на упреки либеральной прессы: Церковь подобна барометру; находясь в закрытом помещении, барометр безошибочно показывает погоду на улице. Я сравниваю три профессии — священника, учителя и врача. В этих светских специальностях тоже ведь далеко не все благополучно, но мы тем не менее ищем хорошего доктора, доброго учителя для ребенка. К существованию недостойных священников надлежит относиться так же — со смирением. И искать хороших, конечно.
— Следует ли, на Ваш взгляд, венчать молодую пару, если будущие супруги имеют самое смутное понятие о вере и Церкви? Если им нужно не Таинство, а просто красивый обряд — "чтоб запомнилось"? Не раз приходилось слышать, что делается это главным образом ради дохода…
— Я думаю, что этот вопрос требует индивидуального подхода. Следует побеседовать с молодыми, объяснить им, что такое Таинство венчания, какие обязательства накладывает оно на человека, что такое жизнь супружеская с точки зрения Православной Церкви. Можно обвенчать молодых, если они понимают это и откликаются. Но если человек говорит священнику: что вы мне навязываете, мне ваши рассуждения не нужны, я плачу вам деньги, венчайте,— такому человеку, безусловно, следует отказать.
— Как Вы относитесь к реформаторским течениям в Православии, например, к предложению перевести хотя бы часть богослужебных текстов с церковнославянского на русский язык? Очень многие люди говорят, что не могут участвовать в православном богослужении, потому что не понимают "монотонного чтения на незнакомом языке". Для многих именно это стало причиной перехода в другие конфессии: "Там все понятно, а у православных ничего не поймешь".
— К реформаторским течениям отношусь крайне отрицательно. Перевод богослужебных текстов невозможен. Церковнославянский язык — это ведь не устаревший разговорный язык, а язык искусственный, технический, он создан специально для богослужения. Можно вспомнить слова Ломоносова о "высоком штиле книг церковных". Пока жива традиция церковнославянского языка, невозможна гибель русского литературного языка, потому что церковнославянский язык сегодня выполняет функцию утраченного высокого стиля, и это противовес тому, что сегодня с русским языком происходит. Проблемы же, о которой вы говорите — "люди уходят в другие конфессии, потому что "у православных" не могут ничего понять" — я не вижу. Для современного человека освоить церковнославянский язык в достаточной мере, чтобы участвовать в богослужении — дело двух недель.
— На ваш взгляд, оправдано ли такое непременное требование к входящей в храм женщине: быть "покрытой", то есть иметь на голове платок? Известные слова апостола Павла относятся к совершенно другому обществу, к совершенно другому и давным-давно минувшему укладу жизни; о какой власти над современной женщиной можно сегодня говорить, о каком ее младшинстве и зависимости? Хорошо, можно согласиться, что это "просто традиция"; но стоит ли придавать этой традиции такое колоссальное значение и требовать ее соблюдения столь категорично — как сегодня это наблюдается в Церкви?
— Апостол Павел был еще и против мужеложества — кому-то и это сегодня кажется устаревшим… Вот что важно понять: если женщина добровольно (я подчеркиваю, добровольно) соглашается надеть платок прежде чем войти в храм,— это знак того, что она принимает факт неравноправия. Да, мужчина и женщина неравноправны — в хорошем смысле слова. Они равноправны в смысле прав человека, конечно, но они не одинаковы; функция мужчины — одна, функция женщины — другая, прежде всего, конечно, быть матерью. Это не младшинство, нет. Это инаковость. При этом я совершенно убежден, что никакие традиции не должны ставиться во главу угла. Огромное количество людей входит в храм впервые, и если в первый раз вошедшую в храм женщину встречают вот таким образом: "Почему накрасилась, почему без платка, почему в брюках?",— она воспримет Церковь как систему запретов: так нельзя, эдак нельзя… Система запретов — это отвратительно и ни к чему хорошему не приведет. Некоторые вещи в человеке должны сами произрасти. Ведь наше внешнее поведение — это выражение внутреннего устроения. Чем правильнее внутреннее устроение, тем сдержаннее, благообразнее будет внешний облик. Вот почему начинать надо с воспитания чувств.
— То есть прихожанка должна дорасти до того, чтобы добровольно, по возникшему в ней чувству надеть платок, сменить джинсы на юбку и т.д.?
— Конечно. Но если она повяжет платок только из уважения к присутствующим, к их чувствам, то это будет уже духовным деланием.
— Многих саратовцев беспокоит перспектива восстановления собора Александра Невского на месте нынешнего стадиона "Динамо"; когда это предложение прозвучало впервые, оно вызвало бурю протестов, причем, возражали все: и верующие, и неверующие, и православные, и люди других вероисповеданий. В настоящее время епархия отказалась от этой мысли? Или видит все же такую перспективу?
— Я думаю, что протестовали все же неверующие. Плохо представляю себе православного человека, который выступал бы против восстановления собора. Насколько я знаю, у православных, напротив, огромное желание его восстановить. Говорят о потере стадиона при этом, но не говорят и не пишут почему-то о другом стадионе, который заброшен и на месте которого строятся элитные дома. Необходимо восстановить храм и необходимо построить еще не один стадион в городе. В конце концов, мне неприятно то, что над телами моих предшественников катаются на коньках; а ведь там похоронены не только Архиереи, но и саратовцы, погибшие в войне 1812-го года, это был мемориал, это связь между нами и той Россией, которую мы, увы, навсегда уже, видимо, потеряли. Вопрос восстановления собора — вопрос времени, но он не снят с повестки дня.
— Это может показаться смешным, однако не где-нибудь, а на стене одного из саратовских храмов (на листе бумаги, естественно) я прочитала буквально следующее: "Православный христианин не должен держать в своем доме собаку, она оскверняет домашнюю церковь, находящиеся в доме иконы". Про кошек, а также хомяков, сурков и попугаев ничего при том ничего не было сказано. Во-первых, непонятно, чем отличается хищник семейства псовых от хищника семейства кошачьих. Во-вторых, что же это получается: уверовал, крестился — выгоняй верного пса на улицу либо просто усыпляй?
— Об этом листке я бы сказал так: ревность не по разуму. Правда, впрочем, что собака на Востоке издревле считалась нечистым животным: бродячие псы были санитарами, они поедали трупы тех, кого некому было хоронить. Вот почему собак традиционно не впускали в храмы и в дома. Ну а что касается милого домашнего песика… В нашей современной жизни какие-то вещи, сами по себе безобидные, извращаются. Собака ведь не в доме должна жить, а во дворе, она охраняет дом, и это вызывает уважение к ней. У нас же собака не только живет в доме, она зачастую занимает в нашей жизни место, ей первоначально не присущее. Церковь учит, что все должно быть иерархично. Бог должен быть на первом месте у человека, затем — ближний, и лишь потом — животное; а у нас же собака часто занимает место ближнего.
Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций:
серия Эл № ФС 77-76510 от 09 августа 2019.
Учредитель: ИП Вербицкий И.М.
Главный редактор: Власов Дмитрий Владимирович
Сетевое издание «БЛАГОВЕСТ-ИНФО»
