Мониторинг СМИ

Книга Иова как путь преображения

Изображение: laciviltacattolica.ru

Сегодня мы по-прежнему слышим со всех сторон вопль страдающих людей, обращенный к Богу. В статье предлагаются пять шагов, полезных для пастырского служения и помогающих перестроить отношения с Божественным, израненные болью и скорбями. Очами веры мы веруем в нашего Бога — Того, Кто не оставляет человека, а отвечает ему, призывая и выслушивая в страданиях.

Пять шагов для изменения пути к Богу

Иов на пике своей внутренней духовной битвы, страдающий, подавленный, задается вопросом, имеет ли смысл в его положении продолжать жить. Он настолько остро переживает личностный распад, что в нем все сильнее углубляется первобытная рана: «Погибни день, в который я родился» (Иов 3, 3), — восклицает он сурово. И с явной горечью спрашивает себя: «Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева?» (3, 11).

Иов сомневается в самом факте своего существования, бросает Богу по сути риторический вопрос, нередко встающий перед страдающим человеком. Далее, во всех 42-х главах книги, он злится на Бога, спорит с Ним, нападает на Него. Но также и молчит, слушает, проникается Его словом, позволяет Господу исправлять себя. Иными словами, проходит личный путь, ведущий к преображению утраченных доверительных отношений с Богом. И на этом пути хватает трудностей, с которыми мы встречаемся, следуя по нему в тумане боли.

Вот почему в этой книге мы встречаем опыт человека, свидетельствующего, что страдание отнюдь не приговор идти по заминированному мосту, который, обрушившись, сделает невозможным путь к Богу.

И сегодня мы становимся свидетелями того, что со всех сторон люди по-прежнему взывают к Богу из бездны своего страдания[1]. Поэтому, уважая сложность, присущую Книге Иова, мы предложим некоторые полезные для пастырского служения шаги — доступные и неспециалистам, — намереваясь помочь перестроить раненные болью отношения с Божественным. Действительно, мы верим очами веры, что наш Бог не оставляет человеческое существо, но отвечает ему именно тогда, когда человек зовет Его, и выслушивает, когда человек терпит бедствия.

Речь идет о простых путях, прокладывающих возможную дорогу ко встрече с Богом в конкретных обстоятельствах, в которых могут оказаться многие люди, чтобы переживать собственный духовный опыт взаимоотношений с Господом.

Эти шаги следуют не по совершенно прямому пути, поскольку порой бывает необходимо немного отклониться и несколько изменить курс. Но мы надеемся, что они помогут переориентировать путь и помочь понять, что добрая часть того, что страдание порождает в глубине души, «нормально» и не дает оснований безвозвратно отдалиться от Бога.

Мы предпримем эти странствия с автором книги, который, задумав Иова как не израелитского персонажа — «Был человек в земле Уц, имя его Иов» (1, 1), — сказано в начале книги, — позволяет нам столкнуться с некоторыми теологическими рисками при приближении к страданию во всей его суровости. Дойдя до предельных проклятий, «Иов произносит множество дерзких и, безусловно, не очень ортодоксальных утверждений, перед которыми, возможно, отступают важные богословские проблемы»[2].

Первый шаг: принять реальность тревоги

Иов настолько напуган, что не только проклинает день своего рождения — «После того открыл Иов уста свои и проклял день свой» (3, 1), — но и придает своему страданию поистине космическое измерение: «День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет» (3, 4); «Да померкнут звезды рассвета ее: пусть ждет она света, и он не приходит, и да не увидит она ресниц денницы» (3, 9).

То есть он выражает не только собственное внутреннее смятение, но и сомнение в том, что в космосе, понимаемом как целое, есть какой-то смысл. Эта боль настолько велика, что преодолевает конкретное существование, поскольку «Иов переживает свое страдание как отречение от него Бога»[3].

Как нередко бывает в пастырском служении, текст представляет страдание Иова, особенно в шестой главе, как раздавливающее, неописуемое: «О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно верно перетянуло бы песок морей! От того слова мои неистовы» (6, 2–3). Иов с огромной тревогой переживает преследующие его события. С другой стороны, он осознает, что не был нерадивым, что не совершил ничего дурного.

Именно поэтому речи его друзей, вкупе с явным молчанием Бога, злят его и поначалу заводят то доброе, что есть в нем, в тупик. Действительно, для них ответы — как и осознание, — начиная с которых нужно понимать и принимать ситуацию страдания, нужно искать в традиции праотцов.

И тем не менее для Иова конкретный переживаемый им опыт отнюдь не сочетается с рамками этой традиции. Елифаз, Вилдад и Софар кажутся нечуткими к страданию друга. На протяжении 22-х глав (с 4-й по 25-ю) они доказывают, что спасение практически полностью зависит от признания возможного греха.

Нечто подобное звучит и в четырех речах выступления Елиуя (главы 32–37). Как считает Густаво Гутьеррес, «Иов владеет теорией, но его опыт и его вера в Бога в итоге разрывают на кусочки такое богословие. Осознание его целостности не созвучно с ней. Иов начинает смутно предвидеть путь, метод разговора о Боге»[4].

Хотя поначалу Иову непросто вывести этот метод, начиная с определенного момента он кажется уже подготовленным и способным признать свою тревогу и опустошенность: «Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей!» (7, 11). Сколько людей в ту же самую минуту в молчании испытают прострацию, страх, тревогу или одиночество? Сколькие будут плакать тайком, утопая в невыразимом круговороте бессилия, грусти и одиночества? Скольких из них мы знаем? Скольких мы даже не можем себе представить? Сколькие, как Иов, трагически кричат, умоляя положить конец их страданию, чтобы они когда-нибудь смогли обрести мир?

«Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно» (3, 13), — мечтает Иов. И «нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье!» (3, 26), — признается он в конце концов.

Второй шаг: позволить себе злиться

«Если представить, что [реакция Иова] была отмечена просто безропотностью, то процесс, преодолеваемый Иовом, показывает, что это не так. Полная встреча с его Богом проходит через плач, растерянность и противостояние»[5].

С первого выступления Елифаза (главы 4–5), Иов начинает сожалеть о том, что ответы трех друзей отнюдь не помогают ему, потому что те его не слушают: «Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи» (6, 15). И в конце первого цикла диалогов (главы 12–14) очевидно его негодование на них, вызванное ложной мудростью, которую те демонстрируют по отношению к нему.

Хотя в начале появление на сцене Елиуя кажется многообещающим, и с ним происходит нечто подобное. Отношения Елиуя и Иова становятся напряженными, как нам рассказывается в начале 32-й главы: «Тогда воспылал гнев Елиуя, сына Варахиилова, Вузитянина из племени Рамова: воспылал гнев его на Иова за то, что он считал себя праведником перед Богом» (32, 2).

В связи с этим Гутьеррес утверждает: «Елиуй принимает это на свой счет и с вызовом обращается к Иову, зовя его несколько раз по имени. Сделав это, он ведет себя несколько заносчиво, он очень уверен в собственных идеях. Он не учитывает ни положение Иова, ни его страдания; он не понимает ни его тяжелого опыта, ни беспокойных вопрошаний; Елиуй заботится совсем о другом и подчиняется иной мотивации: защищать то, что он считает правильным учением»[6].

Иов осуждает своих друзей и проклинает не только день, когда родился, но и весь космос. Кроме того — в отличие от событий 3-й главы, — начинает жестко нападать на Самого Бога, сомневаться в Нем, переспрашивать Его, возлагать на Него вину за то, через что, по его мнению, Он заставляет Иова пройти: «Опротивела душе моей жизнь моя; предамся печали моей; буду говорить в горести души моей» (10, 1).

Ничто в речах трех друзей не заставило Иова изменить собственной точки зрения. Для него именно Бог виновен в страдании: «Кто во всем этом не узнает, что рука Господа сотворила сие?» (12, 9). Иов страдает не потому, что Бог исчез, а потому, что стоит рядом, творя жестокую несправедливость: «Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет нечестивых посылаешь свет?» (10, 3).

Таким образом для Иова Бог не праведный Судья, Утешитель скорбящих: в первую очередь, Он агрессор, «отнимает ум у глав народа земли и оставляет их блуждать в пустыне, где нет пути» (12, 24). По сути, Бог использует Свою силу и разрушительную власть против человека: «Не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься?» (10, 2).

Подавленный своим положением, Иов немедля выплескивает в крике весь свой гнев и негодование. Кажется, что он как бы выжидает, что Бог явит Себя и откроет ему смысл всего этого страдания. Тем не менее проклятье Иова не препятствует поиску Лика Господнего, а, скорее, представляет из себя нить, поддерживающую отношения Иова с Божественным, и дальше именно оно позволит ему обратиться к Богу новым, преображенным образом.

Итак, когда в нашу жизнь врывается боль, ссориться с Богом не запрещается. Гнев — всегда предполагающий предварительное признание отношений — может трансформироваться в катализатор, приводящий в движение истинную встречу с Ликом Господа. Правда в том, что «в Библии плач не исключает надежды. Более того, они идут рука об руку»[7]. «И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние» (42, 12).

Третий шаг: дать место молчанию

Временная линия жизни Иова вступает в кризис в настоящем, когда его страдание трансформируется в присутствие, переполняющее и поглощающее его. Именно поэтому приближение Елифаза, хотя и добронамеренное, причиняет Иову вред.

Первый друг требует от него размышлять над собственной идентичностью, несмотря на охвативший кризис; он призывает смотреть на прошлое, когда у Иова были силы и процветание (ср. глава 4), что может сообщить смысл нынешнему положению (ср. глава 5), и с надеждой обращаться в будущее, где Иов больше не будет страдать так, как сейчас (ср. глава 6).

Кэрол Ньюсом замечает: «Терапевтическая программа друзей, особенно в изложении Елифаза в пятой главе, предполагает исцеление беспорядка через призыв к жертве участвовать в духовных упражнениях, нацеленных на переориентацию к упованию, основополагающему в природе самого ее существования»[8].

Итак, его недостаток — тот же, что у Вилдада и Софара — заключается в непонимании, что для исцеления необходимо время. Кроме того, ни один из трех друзей, по-видимому, не понимает ужасных нынешних страданий Иова, более того, они их усугубляют, потому что их утверждения сосредоточены не на том, из-за чего он страдает, а на ответе на его проклятья.

Например, Софар дважды говорит: «Упрек, позорный для меня, выслушал я, и дух разумения моего ответит за меня» (20, 3); «Разве на множество слов нельзя дать ответа, и разве человек многоречивый прав? Пустословие твое заставит ли молчать мужей, чтобы ты глумился, и некому было постыдить тебя?» (11, 2–3).

Но в конце концов, несмотря на испытываемое страдание, Иов не изолируется, и Бог его не упрекает — хотя в некоторые моменты и поправляет — за раздражение. Остается живым подлинное желание установить новые отношения с Господом, поэтому в 38–41-й главах сам Иов признает свое поражение и умолкает, осознав, что именно его страдание — не его грех и не его ошибка — заставило его забыть о чем-то важном: оно помешало открыться желанным словам Бога, Который особым образом говорит с человеком в его скорби.

Именно поэтому, для того чтобы Бог мог говорить, мы должны в нашем пастырском служении помогать людям, в первую очередь, молчать среди доносящегося со всех сторон шума — изнутри и снаружи, — из-за которого они чувствуют себя поглощенными болью. Елиуй упомянул об этом еще в своей первой речи, хотя и с другими намерениями: «Итак слушай, Иов, речи мои, и внимай всем словам моим» (33, 1).

В пастырском приближении к страдающему молчание необходимо для того, чтобы открыть, Кто такой Бог и кто, на самом деле, каждый из нас; каковы наши мотивы и страхи; что нами движет, а что парализует нашу мотивацию; что сообщает нам смысл и как нас обуревает тревога; к чему мы стремимся и что причиняет нам страдания.

Четвертый шаг: позволить себе отвлечься от себя

Книга Иова на сей счет констатирует, что Бог может достичь верующего даже в трудностях и в отчаянии. Но как мы можем помочь человеку открыться, чтобы принять откровение боли? Игнатий Лойола в «размышлении о грехах» в п. 58 Духовных упражнений (ES) предлагает ключ, гармонирующий с Книгой Иова.

Заметим, что оба в первую минуту приглашают обратить взгляд на самих себя, чтобы разглядеть, что каждый из нас представляет. Иов делает это в главах 29–31: он — со своим миром — ставит себя в центр, а других — ближних, бедных — призывает собраться вокруг и слушать «свидетельство, которым он стремился реабилитироваться в глазах своих товарищей и общины в целом — общины, которая ранее сделала промежуточные выводы о нем на основе собственной интерпретации его ужасной участи»[9].

Но ни предложение Игнатия Лойолы, ни божественное повествование Книги Иова (см. главы 38–42), спровоцированное главным героем в 33-й главе, не заставляют субъекта замкнуться в себе и тем более не ограничивают его в обстоятельствах, которые он переживает, в его условиях или в его ситуации.

Действительно, в тех главах «Иов уловил смысл божественной речи. Вместо того чтобы продолжать навязывать Богу собственное личное, узкое понимание справедливости, он теперь смотрит на мир и на саму свою жизнь с перспективы Бога. Он понял, что божественную справедливость нельзя измерять скудными критериями человеческой справедливости»[10].

До тех пор, «будучи настолько замкнутым в себе, таким сосредоточенным на собственной жизни, Иов не понимал ни как функционирует сотворенное, ни что такое творение и каково оно по определению: человеческое существо. В 38–42-й главах, благодаря инициативе Бога, берущего его за руку, чтобы Иов предпринял решающее странствие, он находит место, которое занимает в мире (он — творение, а не творец), отказываясь от иллюзорных претензий узнать все сотворенное (такие прерогативы есть только у Творца), и это помогает примириться со страданием»[11].

Иными словами, верующий открывает свою глубинную идентичность, размышляя о том, Кто есть Бог, то есть, отвлекаясь от себя, он поднимает глаза к космосу и к Господу. Так можно восстановить связь с Богом. Именно такое божественное утешение предлагает Книга Иова: Бог проявляет Себя как Господь творения, в котором присутствует и зло. Бог, исполненный мудрости, всемогущества, справедливости и, в первую очередь, благости.

Это означает, что «Бог, Которого так усердно искал Иов, — не преследующий и контролирующий его „Бог”, метающий в него стрелы, судящий своевольно и жестоко, мотающий по сторонам с неукротимой силой, а Бог-Творец, Благой Бог»[12].

Или, иными словами, «Господь отвечает Иову, впрочем, косвенным образом: Он выманивает его из эгоцентризма, из глубины его измученного эго и открывает более широкую, космическую, и творящую перспективу, в которой он сможет более объективно взвесить свой личный случай»[13].

В конечном счете глас Божий — в полифонии, присущей Книге Иова, — ведет к отдалению как от традиционной мудрости, так и от самих себя. Иов настолько сконцентрирован на себе и на отмщении, что доходит до проклятий в адрес Бога. Поэтому Господь сталкивает его с несовершенством Своего Божественного образа и побуждает расширить богословие, дабы оно не преуменьшало Тайну Божию.

Ни Иов, ни один из нас — и тем более наши личные мотивации — не являются центром мироздания, поэтому страдающее человеческое существо, открываясь этой встрече с Божественным, — которая есть заботливое и любящее отношение, — может благодарно восклицать, получая утешение от Творца.

Действительно, «тем же образом, каким признание трагической структуры существования отмечена пределами человеческой самодостаточности, оно, напротив, отмечает драгоценность бытия, но на этот раз в качестве дара»[14].

Пятый шаг: сотрудничать в деле исцеления

Наконец, духовный путь, делающий возможной трансформацию отношений Иова с Богом, подводит его к заступничеству за друзей перед Господом: «Раб Мой Иов помолится за вас» (42, 8). Иов не удерживает в себе полученное утешение, но теперь, благодаря отвлечению от себя, к чему его ведет Бог, он способен передавать эту практику и трудиться на благо примирения.

Энрике Санц пишет: «Это тоже великая истина Иова, того же и нового Иова, заступающегося за своих врагов (Вилдада, Софара, Елифаза) и молящегося за своих гонителей (ср. Мф 5, 44; Лк 6, 28); того, кто социально восстановился и рождает жизнь, несмотря на болезнь; того, кто действует с благодарностью, как Сам Бог, выбирая в качестве наследников дочерей и сыновей (нечто неслыханное в Израиле, где дочери не становились наследницами, пока были живы сыновья); того, кто принимает с благодарностью то, о чем не просил (дети, богатство, долголетие). Обо всем этом вкратце рассказывает эпилог Книги Иова, Иов 42, 7–17»[15].

Действительно, хотя Бог ставит больше вопросов, чем дает ответов, Его вмешательство демонтирует заграждения и барьеры, которые Он же Сам поставил Иову. Виктор Морла утверждает: «Иова защищал божественный частокол благословений и процветания. Поскольку частокол был достаточно высок, нашему герою было достаточно сложно созерцать другой тип реальности, который он даже оставлял с другой стороны: бедность, горести, смерть… зло, в конце концов. Но из-за сатанинского (и божественного!) удара этот частокол безопасности и самолюбования драматически обрушивается, и Иова немилосердно захлестывает жесточайшая физическая и психологическая буря»[16].

В этом великом шаге Иова «речь шла не об отрицании личного страдания, а о том, чтобы открыться скорби других, беря на себя ответственность за ее устранение»[17]. В пастырском плане мы признаем здесь призыв заботиться о нуждающихся во встрече и в отношениях, чтобы утешать их.

В конечном счете это призыв к справедливости: «Интуиция поэта по-прежнему имеет для нас ценность: безвозмездность любви Божией — рамка, в которую вписывается требование соблюдать справедливость […]. Требование творить справедливость как способ узнавать Бога и говорить о Нем»[18].

По ту сторону крика: преобразить отношения с Богом

Хотя Иов доходит вплоть до проклятия, его связь с Богом — именно поэтому — никогда полностью не исчезала. Поэтому пастырская задача, к которой эта книга может подтолкнуть нас, направлена не столько на перестройку связи страдающего индивида с Богом, сколько на ее трансформацию и калибровку таким образом, чтобы эта связь развивалась, уступая место новому переживаемому опыту.

Как замечает Гутьеррес, «книга Иова не стремится найти рациональное и окончательное объяснение проблемы страдания»[19], но, скорее, «позволяет читателям совершить духовную трансформацию в том смысле, чтобы они старались видеть жизнь с перспективы Бога, а не с собственной»[20].

Похожие слова использует Санц, говоря, что Иов утверждает: «Зло, боль не имеют объяснения, однако у них есть цель; зло, боль не имеют логики, но при этом им присущ способ преодолевать самих себя, способ переживать их с большим достоинством»[21].

Так, Иова преображает не объяснение, а встреча — встреча с Богом. Иными словами, «связь и личная встреча, дарованная ему Богом, полностью его изменили, позволили ему оставить за спиной прошлое и открыли его новому будущему. Благодаря им он смог узнать Бога и познать Его истину, последовательность Его слова»[22].

Речь идет не о идеях, а о действиях. Именно действие позволяет Иову выйти из собственного страдания. Это послание с глубокими пастырскими следствиями, так как оно возвещает, что человеческое существо может что-то сделать в ситуации горя, перед лицом страдания. И, более того, может помочь и другим сделать то же самое.

Страдающий человек может обратиться к Богу — даже в гневе и с криком — и преобразить свои отношения с Ним, если признает себя творением перед Господом. Именно это в итоге говорит Иов во втором цикле диалогов с друзьями: «Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (19, 27).

В полноте страдания остается возможным перестроить отношения с Богом, Который сохраняет присутствие среди боли, даже если ее смысл неочевиден. Иначе говоря, Иов может понять полноту своей жизни в тот самый момент, когда чувствует себя разбитым, поскольку «божественные речи содействуют иному прочтению […], в котором воспринимается благость жизни во всей ее хрупкости»[23]. Или, согласно другой формулировке, ощущать себя разбитым — конкретный способ Иова оставаться целостным.

Потому что «при прочтении божественных речей в диалогической связи их возвышенность и красота эпилога в прозе указывают на человеческую интеграцию трагедии в мощные императивы желания: жить и любить»[24]. И Иова тоже достигает эта целостность или совершенство, потому что он честен с тем, что происходит с ним; «мало-помалу по мере развития дискуссии Иов осознает тот факт, что демаркационная линия между ним и собеседниками пролегает в области личного опыта и вытекающей из него рефлексии.

Иов не видит отчетливо, но у него есть честность и мужество, чтобы искать. Его друзья предпочитают повторять концепции, почерпнутые в определенный момент, вместо того чтобы приближаться к конкретной жизни людей, задаваться вопросами и тем самым открываться для лучшего понимания Бога и Его слова»[25].

Это не означает, что страдание не причиняет вред, что бессилие не ранит или что страх теряет способность причинять беспокойство. Отнюдь нет. Скорее, это предполагает, что Бог может проявиться из глубины страдания человека как страстное желание, возможность и дар.

Действительно, тот, кто способен чувствовать себя нуждающимся, уже обретает в себе расположение предать свое упование в утешающие руки Бога. «Используя в новой форме ресурсы унаследованного нравственного языка, Иов эффективно реабилитировал сам себя»[26].

Тем не менее эта встреча не упраздняет страданий, по-прежнему испытываемых столь многими людьми, поскольку связь, которую они восстанавливают с Богом, должна быть теперь новой, другой. Поэтому можно надеяться, что в нашем пастырском служении мы сможем помочь сделать так, чтобы страдание и боль были бы также — как обычно это бывает с радостью и здоровьем — открытыми путями, а не только угрозами, ведущими к сложной, парадоксальной и полифонической встрече с Богом.

В этом заключается мудрость (ср. Иов 28, 12. 20). «Урок понятен: лишь в опустошении и в буре, без какой-либо другой реальности, вмешивающейся во встречу Иова с Господом, наш герой способен позволить свету пробиться через мучающее его смертельное сплетение. Поэтому Иов переходит от обвинения к хвале. Действительно, жизнь дается даром; ее нельзя воспринимать через меркантильную призму доктрины воздаяния. Человек должен быть религиозным, не ища вознаграждения. Здесь начинается путь религиозной мудрости»[27].

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Недавний пример человеческих и духовных страданий — опыт медицинских работников во время пандемии, вызванной новой коронавирусной инфекцией (COVID-19). Подход к этому феномену, в том числе через чтение Книги Иова, см. в A. Cano, «“¿Quién hará que se me escuche?”. El grito de los sanitarios a Dios», in Sal Terrae 109 (2021) 349–359.

[2] E. Sanz, Viajar y Reconocer: Dios, Job y los Discípulos de Emaús, in Sal Terrae 97 (2009) 900.

[3] G. Gutiérrez, Hablar de Dios desde el sufrimiento del inocente, Salamanca, Sígueme, 1986, 41 (in it. Parlare di Dio a partire dalla sofferenza dell’innocente, Brescia, Queriniana, 1992).

[4] Ivi, 62.

[5] Ivi, 111.

[6] Ivi, 98.

[7] Ivi, 177.

[8] C. A. Newsom, The Book of Job: A Contest of Moral Imaginations, New York, Oxford University Press, 2009, 127.

[9] Ivi, 185.

[10] D. Harrington, Why Do We Suffer? A Scriptural Approach to the Human Condition, Franklin, Sheed & Ward, 2000, 47.

[11] E. Sanz, «Viajar y Reconocer, cit., 902.

[12] E. Sanz, «Hablar, Escuchar y Contemplar: Job e Ignacio de Loyola», in J. García — S. Madrigal (edd.), Mil Gracias Derramando. Experiencia del Espíritu ayer y hoy, Madrid, Universidad Pontificia Comillas, 2011, 114.

[13] V. Morla, Job 1–28, Bilbao, Desclée de Brouwer, 2007, 25.

[14] C. A. Newsom, The Book of Job…, cit., 256.

[15] E. Sanz, Sufrimiento y Heridas en el Antiguo Testamento, in Sal Terrae 99 (2011) 220 s. Курсив как в оригинале.

[16] V. Morla, Job 1–28, cit., 64 s.

[17] G. Gutiérrez, Hablar de Dios, cit., 161.

[18] Ivi, 162 s.

[19] Ivi, 169.

[20] D. Harrington, Why Do We Suffer?, cit., 48.

[21] E. Sanz, Intercedió por sus Amigos. La Justicia en el Libro de Job, in Sal Terrae 102 (2014) 11.

[22] Ivi.

[23] C. A. Newsom, The Book of Job…, cit., 257.

[24] Ivi, 258.

[25] G. Gutiérrez, Hablar de Dios…, cit., 70.

[26] C. A. Newsom, The Book of Job…, cit., 197.

[27] V. Morla, Job 1–28, cit., 27.

Альберто Кано Аренас SJ

1 сентября

Источник: La Civiltà Cattolica

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):