Мониторинг СМИ

Священник Иван Колесников: «Вера невозможна без доверия»

Беседа со священником кафедрального собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве

Фото: Ольга Хруль

13 октября 2024 года прихожане Кафедрального собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве попрощались со священником Иваном Колесниковым, который отправился на новое место служения – настоятелем одноименного прихода в Перми. В этом году отец Иван отпраздновал 10-летие священнического рукоположения. В рамках цикла «Церковь с человеческим лицом» он рассказал Ольге Хруль о своём пути веры и опыте служения.

– Каким был ваш путь веры?

– Я родился в Южно-Сахалинске 27 апреля 1981 года. По православному календарю это был Пасхальный понедельник. Как-то получилось так, что Пасха меня все время сопровождала.

У нас в семье не было как таковых религиозных традиций и, соответственно, христианского воспитания в детстве. Кроме, пожалуй, каких-то примеров, которые подавала бабушка. Она иногда брала меня с собой в церковь, это я помню. И еще мы праздновали в семье Пасху, учитывая, что мои родители не были верующими. Отец был военным, членом партии. Но при этом родители и не были атеистами. И Пасху праздновали всегда у бабушки дома – мы жили недалеко друг от друга и собирались у нее: родители, я, а потом и младший брат.

– А как праздновали Пасху в неверующей семье?

– Все было очень просто, наверное, как и у всех. Бабушка сама пекла кулич, делала пасху, яйца, конечно, красили. И бабушка это все освящала, ходила в храм. Я спрашивал родителей, что значит «Христос Воскресе», и помню, что отец отвечал, что это такой непростой вопрос, философский. Но при этом мы с ним в детстве читали Евангелие, точнее, это была Детская Библия – в глянцевой обложке с картинками. Ее, кстати, до сих пор иногда используют в воскресной школе. Сейчас я думаю, что, наверное, отец старался таким образом дать мне такое общее образование в этом вопросе. Так что празднованием Пасхи, редкими походами в церковь и чтением Евангелия, пожалуй, все мое религиозное воспитание и заканчивалось.

– Как вы пришли в храм святого Людовика?

– Когда я вырос, то уже сам начал искать Бога, понимая Его как некую высшую истину. Искал ее, в частности, в науке, потому что как раз тогда изучал физику.

Меня вообще в тот период интересовали естественные науки, так что я пробовал искать истину в них. И как-то так сложилось, что эти поиски привели к тому, что я узнал о существовании в Москве католического храма. Услышал я о нем по телевизору, когда обсуждался возможный приезд в Москву Иоанна Павла II. В том же сюжете я впервые увидел и католического священника – это был отец Александр Хмельницкий, доминиканец, были и православные священники. И я с интересом слушал дискуссию, которая развернулась между ними о вере.

Отец Александр служил тогда на Лубянке, как раз в храме святого Людовика. Я знал тот район. Там есть книжный магазин «Библио-Глобус», я часто в нем бывал, покупал книги. И вот как-то однажды, в воскресный день, ранней осенью, я поехал туда за книгами, оказался в Милютинском переулке и спросил у какой-то женщины, где здесь католический храм. Оказалось, что он был прямо напротив, и я туда зашел.

А в храме как раз началась Месса для детей. И служил отец Ежи Дуда, который работал с молодежью. Мне тогда все показалось странным: я был знаком с православной службой, но никогда, понятное дело, не видел католической. Не могу сказать, что в тот момент со мной что-то произошло, но происходящее меня тогда заинтересовало. Понимаете, у меня тогда было такое, скажем, очень стереотипное представление о Католической Церкви – готическая архитектура, орган… а тут было что-то необычное, и это было очень интересно.

Где-то в то же время я решил прочитать Библию, а у нас дома была протестантская и в ней, перед Бытием, был длинный пролог, страниц на 15 – синтез всего христианского вероучения, своеобразное введение в христианство. Я его прочел и вот тогда меня словно молния ударила: я понял, что, наверное, почти нашел, что искал.

После рукоположения в пресвитеры, 2014 год. Фото: Ольга Хруль

– Когда примерно это случилось?

– Это был второй курс МИФИ (Московского инженерно-физического института), мне было 19-20 лет. Я начинал ходить в храм Святого Людовика. И быстро понял, что хочу чего-то большего, подошел к отцу Ежи, к монахине, узнать, нет ли, например, воскресной школы для взрослых. Выяснилось, что там как раз началась катехизация, и я пошел туда.

Катехизацию тогда вела сестра Луция. И вот, в процессе катехизации, на Пасху, кажется, 2000 года, я пережил… опыт встречи с Богом. Не знаю, как его назвать иначе. Это трудно описать, но для меня это, действительно, была встреча с Воскресшим Христом, абсолютно реальная. Я не видел Его физическим зрением, но внутри совершенно ясно понимал, что это именно Он.

Во мне тогда все просто перевернулось, и тогда я твердо решил, что буду христианином, католиком, потому что опыт обращения произошел именно в католическом храме. Я понял, что Бог меня сюда привел. И почти сразу же возникло желание быть священником. Тогда еще неясное, но я понимал, что хочу, и все.

Подпишитесь на наш канал в Telegram

– Никакого примера перед глазами не было?

– Нет, более того, было даже непонятно, как реализовать это стремление. Я ходил на Мессы, видел, как священники служат, и понимал, что хочу так же. Но до конца не был уверен и даже думал, что это пройдет со временем.

Но этого не случилось. наоборот, я еще больше укрепился в своём намерении. И вот что еще очень важно: я понял, что это не только мое личное желание, что оно, в общем-то, не от меня исходит. Я заканчивал институт, и тогда возник огромный соблазн бросить учебу и сразу пойти в семинарию. Но, благодаря родителям, которые меня не принуждали ни к чему, я как-то сам понял все и доучился до конца.

Благословение после рукоположения в пресвитеры, 2014. Фото: Ольга Хруль

– А как родители восприняли ваше решение?

– Я им сразу сказал, что решил стать католиком и что есть мысли стать священником. Про священника они сначала думали, что это несерьезно и как-нибудь пройдет. А вот от моего решения стать католиком как-то немного напряглись.

– Они не восприняли это как предательство?

– Как предательство – нет, но у моей бабушки был некоторый негативный опыт, связанный с Католической Церковью. Она родом из Смоленской области и жила какое-то время в Беларуси, по соседству с какой-то католической семьей. И у бабушки был, видимо, какой-то негативный личный опыт отношений с ними. Но даже она все же как-то смирилась с моим выбором.

Родители же, в принципе, отнеслись нормально, как ни странно, особенно, папа. Так что я окончил МИФИ, год проработал в научном институте и потом пошел в семинарию. Произошло это в 2005 году, то есть через пять лет после того, как пришел в Церковь.

Первый курс семинарии, 2005 год

– А кто вас туда направил?

– Отец Игорь Ковалевский. Но с ним я не так много общался, больше общался с отцом Ежи, он как раз занимался молодежью прихода, а я ходил в Людовике в молодежную общину, с отцом Олегом (Александром Севастьяновичем), он сейчас служит в Беларуси. В 2005 году я поступил в семинарию, меня поддержал епископ Тадеуш Кондрусевич. В год моего поступления ректором был отец Римантас Гудялис, а когда я перешел на второй курс, ректором стал наш будущий епископ Павел Пецци.

– Когда вы начали учиться в семинарии, там как-то уже изменилось обучение?

– Не столько обучение, скорее, условия жизни семинаристов. Начал изменения отец Римантас, потом еще больше изменил отец Павел. Это были подвижки в сторону больших личных свобод, ведь семинаристы в формате восточно-европейского воспитания обычно в этом немало ограничены. Ну и, когда я пришел, у нас уже, как правило, преподавали на приличном русском языке, раньше с этим были проблемы.

Открытие учебного года в семинарии, 2011

– После МИФИ было непривычно?

– Физико-математическое образование и гуманитарное – все-таки очень разные. Конечно, в семинарии было немало преподавателей, которые читали лекции на очень высоком уровне, относились очень серьезно к подготовке и к самому процессу обучения.

– А с кем вы вместе учились, кроме отца Константина Cтепанова?

– С отцом Георгием Кромкиным. Мы начинали вместе на первом курсе: я, отец Константин и отец Георгий. Проучились вместе первые два года. Я потом взял академический отпуск, после второго курса.

– А с какими обстоятельствами был связан ваш академический отпуск?

– Какой-то кризис, очевидно, был, но не веры. Скорее, он был психологическим и связан с самим фактом пребывания в семинарии. Мне в какое-то время стало сложно с нахождением в семинарии.

Ведь ты находишься постоянно с одними и теми же людьми: учишься, ешь, молишься, иногда даже свободное время проводишь. И к такой жизни непросто привыкнуть. Некоторым это вообще не удается. Я знал людей, которые ушли из семинарии на второй-третий день – просто не смогли приспособиться к этому.

Но потом у меня была приходская практика, я вернулся в семинарию и уже как-то втянулся, а потом, через несколько лет, на шестом курсе, нас с отцом Константином рукоположили в диаконы. Раньше такое практиковалось: в диаконы могли рукополагать уже на пятом или шестом курсе. Я помню, когда был первокурсником, то весь шестой курс состоял из диаконов. Среди них, кстати, был нынешний настоятель Кафедрального собора – отец Дмитрий Новоселецкий.

Во диаконы нас рукополагали в Соборе Успения Пресвятой Девы Марии в Санкт-Петербурге, а во священники – уже в Кафедральном соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве.

– А что дает семинаристу рукоположение во диакона?

– Когда человек хочет быть священником, он хочет им стать чем раньше, тем лучше. И, с одной стороны, диакон вроде бы может не так много, но с другой – ты уже что-то делаешь. Ты уже можешь читать Евангелие, проповедовать, совершать некоторые таинства.

Фото: Наталья Гилёва

– Вы проходили практику в Вероне?

– Да, это была диаконская практика, и, можно сказать, уже служение. Мы достаточно долго были диаконами: после окончания семинарии, в 2013 году, наш епископ предложил нам с отцом Константином в качестве диаконского служения поехать в Италию.

Не могу сказать, что у меня это вызвало какой-то особый энтузиазм, потому что надо было язык учить. В семинарии у меня был итальянский язык, но, сами понимаете, это был такой общий курс, фактически введение. И я не говорил совсем и, в этом смысле, было сложно.

Нас отправили в разные города. Я был в Ральдоне, откуда родом слуга Божий дон Бернардо Антонини, отец Константин был в Виллафранке – это такой городок, где находится аэропорт Вероны. В Италии мы прослужили год. И это был очень интересный опыт и приход. И хотя я еще не мог служить Мессу и исповедовать, я уже мог ездить – навещать больных, погребать умерших. Очень интенсивное и насыщенное было время. Казалось бы, очень маленький городок, но приходская жизнь в нем была весьма активная. Там был постоянно один священник (настоятель) и ешё викарий, но он тогда учился в Венеции, изучал каноническое право, и приезжал в приход только на пару дней в неделю.

Там было много различных приходских групп, катехизаци, нужно было посещать больных, проводить отпевания, проводить встречи в приходском центре. В общем, обычная приходская жизнь.

Свое служение в Италии я воспринимал как очень хороший опыт, но также и испытание: ты находишься в среде, где не понимаешь все, что говорят люди, и нет уверенности, что когда-нибудь до конца поймешь, тем более, многие люди разговаривали на диалекте. И это непросто. Первые месяца три, когда мы только приехали, мне было тяжело, хотелось уехать оттуда. Потом я, конечно, привык, во многом благодаря людям, которые ко мне очень хорошо относились и, конечно, местному настоятелю – дону Фабрицио. Сейчас я вспоминаю тот период с ностальгией, это было прекрасное время.

Конечно, очень интересным было общение со священниками, прежде всего, с настоятелем – отцом Фабрицио. Он был рукоположен во священники в год моего рождения – 1981. И он очень тепло относился ко мне, мы много с ним разговаривали. Общение с ним – ценный опыт для меня.

Это совсем другой опыт Церкви, которая имеет давние и непрерывные традиции. И очень интересно посмотреть, как живет такой приход, в чем-то другие, в культурном отношении, люди. Когда ты находишься за границей, у тебя немного меняется угол зрения на многие вещи, в том числе и на то, что происходит в твоей стране. Начинаешь ценить то, что, может быть, раньше был неспособен оценить. Так что это был еще и опыт рефлексии по отношению к себе, к собственной культуре. Я скучал по Москве, по дому, по России. При этом я люблю Италию, мне было там комфортно, но вернуться домой очень хотелось.

– А в чём главное отличие приходской жизни итальянского и российского прихода?

– Я бы сказал, что в Италии в приходе очень сильна роль мирян: они помогают священнику во всём, а в каких-то вопросах, особенно в административно-хозяйственных, берут на себя ответственность. В наших же приходах, как правило, священник занимается абсолютно всем и не всегда потому, что он этого очень хочет.

Первое причастие в московском Кафедральном соборе, 2024. Фото: Ольга Хруль

– А как относился к вам приход, когда узнали, что вы из той самой семинарии, первым ректором которой был дон Бернардо?

– Там далеко не все его знали, только старшее поколение, но слышали о нём все. Я ведь тоже с доном Бернардо не общался лично, лишь видел пару раз. Он для меня был уже практически легендой. Но в Ральдоне те, кто его помнил, конечно, о нем постоянно рассказывали. У них был даже своего рода культ дона Бернардо. Пока я там был, как раз закончилась епархиальная стадия беатификации дона Бернардо, и его тело весной 2014 года перевезли с кладбища в храм. Я как раз присутствовал при том, когда его мощи перемещали в саркофаг в храме.

– Но его присутствие вы как-то ощущали?

– Когда ты находишься в его родном приходе, тебе все время задают одни и те же вопросы о нем – от этого, в итоге, просто устаешь. Конечно, я узнал про дона Бернардо больше, все-таки, он основал нашу семинарию. Могу безо всякого лукавства сказать, что я благодарен дону Бернардо, что он открыл семинарию в России, потому что, если бы этого не произошло, не знаю, смог ли бы я стать священником. Даже если у тебя и есть призвание, то учиться где-то на другом языке, жить в другой стране — это не все могут. Это очень непросто.

Фото: Ольга Хруль

– Что было после Италии?

– После возвращения в Россию практически сразу мы с отцом Константином были рукоположены во священники. Я остался служить здесь, в соборе, отец Константин был в разных приходах. А я сначала в курии – семь лет, потом просто в приходе, и в общей сложности – десять лет в соборе.

– А кто из священников на вас повлиял особенно сильно?

– Кого-то особенно я выделить не могу, но вот тот же дон Фабрицио был, в какой-то степени, моим наставником и примером священника, я ему очень благодарен, он мне многое дал. Наш Архиепископ Павел сыграл важную роль в моём призвании как таковом.

Но еще я благодарен своим друзьям, в том числе и друзьям среди священников, которые помогали на моем пути, сопровождали, и духовно и просто, по-человечески, всегда были рядом.

– Вы служите Мессы для детей. Это трудно?

– Если честно, я не очень хотел их служить. Священников обычно не готовят специально для работы с детьми, в отличие, скажем, от салезианцев. Поначалу непонятно, как с детьми правильно разговаривать, как найти подход, но я смотрел как с ними общаются более опытные священники, и потом, со временем, я перестал бояться контакта с ними и мне стало даже нравиться служить эти Мессы.

В глазах детей – интерес, любопытство и радость. Когда мы общаемся, я задаю им вопросы, у них в ответ возникает живой интерес и в хорошем смысле удивление.

– Что бы вы посоветовали перед отъездом в Пермь детям и родителям, для которых служили Мессы?

– Доверять Богу. Вера невозможна без доверия Богу. Если для нас за тем, кто служит Мессу, то есть за священником стоит Христос, то этот факт меняет наше восприятие самой Мессы, мотивацию, по которой мы ходим в храм. Ведь мы приходим в первую очередь к Богу. А Он действует через самых разных людей.

Мы привязываемся друг к другу, но нужно уметь отпускать. Это касается всех – и священников, и прихожан, и родителей. Священникам тоже бывает тяжело отпустить приход, особенно, если он был в нем настоятелем и особенно если был долго.

Мне кажется, что очень важно уметь видеть в людях, в приходе, не свою собственность, а тех, кого тебе Бог дает сегодня, но завтра все может измениться. И когда мы к этому относимся так, то тогда не происходит болезненного разрыва, который оставляет шрамы.

– Что вы чувствуете, покидая Кафедральный собор?

– Конечно же, община Кафедрального собора останется в моём сердце, как остался в моём сердце и Ральдон, хотя я был там всего лишь год. Я считаю, что он был моим первым приходом, хоть и тогда ещё диаконского служения. Но я до сих пор приезжаю туда, как к себе домой. В соборе же я прослужил целых 10 лет.

Посмотрим, что будет дальше. Я полон надежд, потому что за всю жизнь Бог никогда не подводил меня, и я уверен, что так же будет и в этот раз.

Я очень надеюсь, что пермская католическая община встретит меня радушно. Но еще больше я надеюсь на то, что Бог не оставит, и во всех сложностях, которые наверняка будут, Он всегда поможет. Но и на людей надеюсь тоже, потому что Церковь – это также и люди, это богочеловеческий организм – отношения с Богом невозможны без отношений с людьми.

Беседовала Ольга Хруль

30 октября 2024

Источник: Рускатолик.рф

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):