Мониторинг СМИ

«Он говорил про себя: “Я не богослов”». Что нового нам может открыть наследие митрополита Сурожского Антония?

Фото: bogoslov.ru

Митрополит Сурожский Антоний (1914–2003) — пастырь, открывший веру и Церковь тысячам людей в России и за рубежом. Его наследие расходилось сначала в самиздате, затем многочисленными тиражами самых разных издательств, и лишь в 2000-х наступило время его систематизации. О том, что еще осталась в неопубликованных архивах, о чем владыка Антоний говорил со студентами МДА в советское время и был ли он на самом деле «не богословом», мы говорим с многолетним редактором его наследия Еленой Львовной Майданович и президентом фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» Егором Юрьевичем Агафоновым.

Елена Львовна Майданович познакомилась с владыкой Антонием в 1966 году, вслед за своей сестрой Татьяной (+2013). Многие проповеди и беседы владыки Антония известны читателям благодаря трудам сестер. Они записывали его беседы в аудиоформате, собирали выступления разных лет, готовили тексты к публикации. Их редактура сохраняла ощущение живой речи митрополита Антония, а потому была одобрена им самим. 

Егор Юрьевич Агафонов стал президентом фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» в 2023 году, сменив на этом посту основателя фонда Елену Юрьевну Садовникову. При нем в прошлом году была проведена очередная конференция по наследию Владыки, девятая по счету, снят фильм «Тайна присутствия», в трех городах показана выставка о митрополите Антонии «Жизнь для меня Христос», продолжаются семинары и круглые столы (как правило, они доступны в записи).

Мы обсудили с Еленой Львовной и Егором Юрьевичем вопросы, которые наиболее часто возникают вокруг наследия владыки Антония. 

О беседах митрополита Антония, произнесенных в Московской духовной академии

Елена Майданович: В Свято-Троицкой Сергиевой Лавре Владыка служил не раз, проповеди, сказанные там, вошли в сборник «Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России». Много раз он выступал с беседами в Московской духовной академии. 

Выступления в МДА вошли соответственно хронологии в разные книги: «Беседы о вере и Церкви», «О Встрече», «Беседы о молитве». Первый раз он был в Академии в 1960 году, служил на «осеннего Сергия» в Лавре. Потом служил в престольный праздник академического храма, на Покров. Но первая беседа со студентами Московской духовной академии была позже, в 1965 году, когда ректором был епископ Филарет (Денисенко). 

Слушали митрополита Антония всегда с интересом, как глоток свежего воздуха (как бы банально это ни звучало). Некоторые относились немножко настороженно, считая, что он может быть носителем каких-то западных влияний. 

Владыка говорил про себя: «Я не богослов». Но это, разумеется, относительно. Можно вспомнить святоотеческое определение богослова: «Если ты чисто молишься, то ты богослов»; богослов тот, кто знает Бога Самого. В этом смысле он богословом, конечно, был.

О том, как митрополита Антония узнавали в СССР

Епископ Антоний в московском метро. Октябрь 1960 года. Фото: bogoslov.ru

Елена Майданович: Помимо официальной части у визитов владыки Антония в СССР была неофициальная. Первые домашние встречи, «квартирники» устраивал у себя отец Николай Ведерников. Он сам приглашал кого-то, кого считал возможным, нужным и так далее. Первая такая встреча была в 1968 году, потом они продолжались. Со встреч в 1980-х годов даже есть фотографии. Моя сестра бывала на них чаще, так как жила в Москве. А я знала, что будет запись и я все потом услышу.

Мы отпечатывали по пять экземпляров машинописного текста, самым близким людям раздавали. Кто-то дальше перепечатывал, распространял. Я знала, что это в целом наказуемо, но Бог хранил. Если все время сидеть и бояться, то ничего и не сделаешь!

Первые книги митрополита Антония вышли на русском в начале 1990-х. Тогда был бум репринтов, и на этом фоне маленькая книжка «Беседы о вере и Церкви» очень выделялась. Она многих задела и зацепила. Люди открывали, читали страницу-другую и говорили: «Верю, верю!»

Тогда хотелось успеть как можно больше издать, потому что не было уверенности, что эта свобода скоро не кончится, поэтому первые издания несколько хаотичные, есть повторы. Если подходить к делу более системно, можно было бы выстроить план того, какие книги, какого содержания и в какой последовательности издавать.

Начиная с «Трудов» в двух томах (2002–2007), наследие издавалось уже более системно. 

Проследить эволюцию идей и личности владыки Антония можно скорее по проповедям. По ним, например, видно, как изменился состав прихода даже не с приездом, а с наплывом эмигрантов в 1990-х, стали затрагиваться темы, которые не возникали со старыми прихожанами. Ну и в последних беседах он подводит какие-то итоги.

Егор Агафонов: Впервые я прочитал владыку Антония в самом начале своего воцерковления, году в 1994-м. Хорошо помню это издание, питерского издательства «Сатис», очень плодотворного тогда. Это была книга «О Встрече» (сейчас она переиздается под названием «Встреча»), и помню, как глубоко она меня поразила. 

Среди множества церковной литературы, которая тогда приходила к читателям, как правило, в виде репринтов из XIX века, это было необыкновенно живое слово, очень современное, смелое, не боящееся самых острых вопросов. Вот, пожалуй, как я сформулировал бы разницу: читая репринты (это никак не признак недоброкачественности, сами книги могли быть — и были! — прекрасны), все время ощущалось, что они обращены не совсем к тебе. К какому-то другому «тебе», которого надо как-то изобрести, подстроить под этот язык, атмосферу. Этим духовным «реконструкторством» (если не сказать — мимикрией) как-то очень естественно тогда многие занимались, с весьма разными последствиями. 

Попытки выстроить такого благочестивого себя — а позже и отношения, семью, общину — по этим рецептам весьма увлекали, но мало у кого их хватало надолго, это была ступенька для пути в разных направлениях. А вот если читать или слушать вл. Антония, всегда чувствовалось, что он говорит именно с тобой таким, каков ты есть, под него не надо было подстраиваться, внутренне примерять на себя что-то искусственное, внешнее. Чувствовалось, что он предельно открыт и честен с самим собой, глубоко подлинен — и к этой подлинности приглашает и тебя, зовет с собой. Этим драгоценным даром глубокой «настоящести», которым владыка обладал в полной мере, он щедро и открыто делится со своими читателями.

Был ли владыка Антоний «пастырем для интеллигенции»

Егор Агафонов: Это не такой простой вопрос. С одной стороны, мне совершенно не кажется, что водораздел «любит — не любит» проходит по такой, очень условной, линии «интеллигентности». Есть множество образованных и начитанных людей, которым владыка Антоний не близок совершенно, и есть немало людей, которые его любят, хоть и не являются интеллектуалами. Но, как правило, владыка Антоний дорог тем, кто готов к определенному труду вопрошания, к стремлению познать себя, не останавливаться в сфере полностью ясных и готовых ответов. А это качество в большой степени присуще людям с определенным образованием.

Так что некоторая заметная «интеллигентность» круга почитателей владыки Антония складывается естественным образом, но никак не какими-то внешними рамками, которые ставят его собственные слова. Как правило, его речь очень доходчива, не требует никаких специальных знаний, чтобы ее воспринимать. Готовность идти вместе с ним от внешних слоев в глубину веры — да, это требуется.

Елена Майданович: Подлинность, искренность ценят любые люди, любого уровня интеллекта и подготовки. Как его любили старушки в [московском храме святителя Николая в] Хамовниках! Кажется, даже случай такой был: стоит он на всенощной, помазывает народ (люди очень ценили, что он никуда не уходит, сам помазывает, сколько бы человек ни было). Старушку одну помазал. Через какое-то время ему кажется, что она второй раз уже подходит. Потом еще — и он уже ее останавливает: «Ты же подходила уже». «Да, — говорит старушка, — так благодатно!»

Несмотря на всю «наслушанность» по части проповедей, первая проповедь митрополита Антония, которую я услышала, меня очень поразила. Хорошо помню первое впечатление от его слов: абсолютная, достоверная несомненность. В его присутствии снимались все вопросы. И дальше я тоже открывала в его словах новую глубину и убедительность.

Он всегда говорил очень четким, ясным, хорошим русским языком. «Вот, услышали настоящий русский язык!» — такое было впечатление у многих. Это сейчас нужно учитывать переводчикам, чтобы не вставить случайно какой-нибудь типичный советизм, которого у митрополита Антония быть не могло.

Владыка сам всегда просил не делать из его бесед идеальный академический текст, а максимально оставлять признаки устной речи, чтобы сохранить эффект обращения к живым людям, которых он видит перед собой.

Справедливо ли назвать митрополита Антония модернистом?

Елена Майданович: Сейчас очень легко кого-то называют модернистом или кем бы то ни было. Люди наклеивают ярлык на то, чего не понимают.

Про женское священство он говорил, что вопрос еще не родился в нашей среде по-настоящему, а мы на него даем твердый и абсолютно категорический ответ. А стоило бы подумать. Он совершенно не имел в виду, что завтра надо рукополагать женщин. 

Насчет прерывания беременности я помню дискуссию. Он со своим медицинским опытом имел в виду буквально единичные случаи: плод, который, если дойдет до родов, разорвет и погубит свою мать и сам при этом будет нежизнеспособен. То есть совершенно не имелось в виду благословение на аборт, как пытаются представить. Он знал конкретные ситуации, а не давал какие-то универсальные ответы — только так, и никогда иначе!

Но владыка Антоний действительно много говорил о том, что Бог верит в человека, о достоинстве человека, о том, что человек имеет право на вопросы к Богу, — это факт.

Что почитать тому, кто только знакомится со словом владыки Антония? Ждать ли новых текстов? Как получить доступ к его архиву исследователям?

Елена Майданович: Книга «Человек перед Богом» — первая более-менее систематически выстроенная. Она не очень большая, но дает достаточно полное представление о его системе ценностей. Интересная книга «Пастырство». Когда она готовилась, я как-то обмолвилась, что большого тиража не надо, ведь это для священников. Владыка отрицательно покачал головой и сказал: «Нет-нет, паства должна знать о пастырстве не меньше, чем пастыри». В этой книге есть некоторые предостережения от ошибок в отношении пастыря с паствой. 

Лучшая книга о самом владыке, на мой взгляд, — это книга Аврил Пайман «Митрополит Антоний Сурожский. Жизнь». Очень честная и объективная. Автор — англичанка, русистка, которую владыка принимал в православие.

Самое ключевое издано, но проповедей, бесед и интервью на наш век еще хватит. Например, мне недавно один человек написал, что его вдохновили ранние беседы владыки Антония, 1960-х годов, до сих пор не переведенные. Они как раз более, условно говоря, богословско-академические. Так что нужно еще проверить, все ли распечатано, что есть в аудиозаписях. Сама я сейчас готовлю к изданию цикл бесед владыки о святости.

Егор Агафонов: Издаются новые брошюры для бесплатного распространения, постепенно, но готовятся к публикации новые издания (некоторые обещают быть весьма значительными, как большой сборник бесед Владыки о святости и о святых, а также сборник его интервью). 

Очень хотелось бы, чтобы фонд не только занимался сохранением наследия и его обработкой, но и помогал людям встретиться с ним, по-настоящему углубиться в него, стать причастниками — и соучастниками — того духовного пути, о котором рассказал нам митрополит Антоний. Работа в этом направлении — наверное, самое ценное из всего, чем занимается фонд.

Действительно, к нам обращаются те, кто пишет квалификационные работы по текстам вл. Антония, и те, кто интересуется им. По мере сил стараемся оказать помощь, знакомить с текстами в более полном объеме по сравнению с опубликованным корпусом. Желающие могут связаться с нами по почте, указанной на сайте фонда.

В чем актуальность слова митрополита Антония сегодня?

Митрополит Антоний выступает в Московской духовной академии. 1973 год. Фото: bogoslov.ru

Егор Агафонов: Больше знакомясь с обстоятельствами жизни Владыки, с контекстом тех или иных его мнений да и просто с разными его текстами, я больше ощущаю ценность его наследия для нас — не только нас сегодняшних, но, надеюсь, и будущих. И понимание — хотя, конечно, очень стороннее — многих драматических, иногда просто трагических обстоятельств его жизни и служения вызывает не просто почтение, но и человеческое сочувствие. 

Скажем прямо: не все в жизни фактически рожденной им епархии сложилось по любви; оказалось, что сам владыка Антоний успел увидеть горькую драму разделения людей, взаимного неприятия и раздора — всего, что разрушает любовь. Это горько — но и в этом есть что-то очень человеческое, это вызывает глубокое сострадание. Владыка Антоний не был «небожителем», бесстрастно взирающим на любые горести, колеблющие дело его жизни, — даже если бы он и попробовал, обстоятельства и люди кругом никак не дали бы этому состояться. Он всегда был невероятно, до глубины живым человеком — и страдал тоже как живой человек.

То, что слово Владыки остается актуальным, — несомненно, и в этом есть некоторая тайна. Прошло два десятилетия с его кончины — и гораздо больше времени с момента произнесения или публикации тех или иных его слов, это зачастую полвека. Очевидно, мы все еще те самые «современные люди», о которых Владыка говорил: «Может ли еще молиться современный человек?» Не настолько сильно, значит, мы изменились, чтобы не ощущать его слова по-прежнему обращенными к нам. Наверно, тут и правда есть тайна — не секрет или загадка, которую можно разгадать, а именно тайна, с которой надо просто как-то жить. Этот призыв Владыки — обратиться в глубину, чтобы на глубине обрести Встречу, — остается таким же важным для нас, как и раньше.

Интерес к его наследию — возможно, он теряет в широте, но набирает глубины. Дело в том, что ощутимо снижается в обществе интерес к церковному слову и к церковной мысли. С одной стороны, все, кому это было важно, успели накупить книг и давно потеряли надежду купленное прочитать. С другой стороны, очевидно сокращение «церковно-практикующих» людей, мало кто сейчас приходит в Церковь (сравнительно с 1990–2000-ми годами). 

Тиражи церковной литературы это весьма чутко показывают: при большом ассортименте реальные тиражи конкретных книг сильно упали. Это общая рамка — ощутимая усталость от содержательной повторяемости множества книг. И тексты владыки Антония также существуют внутри этой общей рамки — множество людей так или иначе уже с ними ознакомилось, кто-то стал его горячим почитателем, кто-то остался равнодушен или даже возмущен; но представление о его мысли у большинства читателей уже есть. 

Разумеется, всегда есть возможность для той самой личной встречи, о которой постоянно говорил вл. Антоний, для поразительного открытия — но это явление именно личное, индивидуальное. Оттого мне и кажется, что при сужении широты охвата возрастает глубина понимания. Возможно, я ошибаюсь, но мне хотелось бы, чтобы это не совсем противоречило действительности. 

Действие слова владыки Антония — очень индивидуальное, не массовое: он всегда говорил в переполненных квартирах или храмах, но его сложно представить с выступлением на стадионе. Вот и сейчас его книги — это не многотысячные бестселлеры, не «хиты продаж» (притом что новые книги, как правило, очень неплохо продаются), а более скромные по охвату, но берущие глубиной того переживания, которое мы испытываем, читая их.

Беседовала Мария Хорькова

9 августа 2024

Источник: Богослов.Ru

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):