Мониторинг СМИ

Хрустальный намек

Теперь, когда Александр Невский перестал быть вынутой второпях из рукава «альтернативой» Феликсу Дзержинскому – самое время подумать об увековечении его памяти в Москве

Не каждый прохожий, идущий по Большому Знаменскому переулку вниз, по направлению к Волхонке, с ходу сообразит, что за стеклянный шатер поблескивает на солнце во дворе, справа за забором. Часовня, почему-то прозрачная, вокруг какие-то статуи… А, так это же двор Музея современного искусства на Пречистенском бульваре. Наверное, и часовня эта – предмет современного искусства, экспонат, только такой большой, что внутри не поместился, подумает прохожий.

И будет прав и не прав.

Теперь, когда Сергей Собянин прекратил голосование о памятнике на Лубянской площади и святой и благоверный князь Александр Невский перестал быть случайной, вынутой второпях из рукава «альтернативой» председателю ВЧК Феликсу Дзержинскому в этом странном состязании, – самое время спокойно подумать об увековечении в Москве памяти Александра Ярославича.

Ведь у него в этом году юбилей, 800 лет со дня рождения, и эту дату будут по указу Президента РФ Владимира Путина отмечать во всероссийском масштабе. Готовит ли столица подарок – доселе не известно.

В разгар «лубянской» монументальной кампании кто-то написал: а с чего бы это в Москве стоять памятнику Александру Невскому, он же был новгородский князь? Да хотя бы с того, что последние одиннадцать лет своей недолгой жизни (в 1252–1263 гг.) Александр Ярославич носил титул великого князя Владимирского, то есть был правителем княжества, в которое входила тогдашняя Москва. В Москве нынешней много памятников разным иноземным революционерам и сказителям, а вот своих князей древних времен, создававших государство, которому она стала впоследствии стольным градом, далеко не всех столица удосужилась уважить.

Впрочем, качество скульптурных монументов Москвы последних лет, подавляющее большинство которых производят впечатление наскоро отпечатанных на 3D-принтере, удерживает меня от опрометчивого призыва водрузить-таки на одной из центральных площадей гранитное или мраморное изваяние Александра Невского. Лучше не экспериментировать.

Лучше вспомнить, что в старинной Москве память Александра Невского была отмечена, и весьма художественным образом. И не случайно я вспомнил в начале этих заметок о стеклянной часовне во дворе музея на Пречистенском бульваре, потому, что она есть копия настоящей часовни св. Александра Невского, стоявшей когда-то на углу Моховой и Тверской улиц, на маленькой Моисеевской площади.

Именно о ней писал в 1923 году Михаил Булгаков: «Часовню, что была на маленькой площади, там, где Тверская скрещивается с Охотным и Моховой, уже снесли». Самое примечательное в этой фразе слово – уже. Часовня Александра Невского стала первым церковным зданием, которое уничтожила в Москве – в 1922 году – советская власть.

Перед тем как уничтожить, часовню еще, как водится, и оболгали.

Ее построили в 1882–1883 годах по проекту архитектора Дмитрия Чичагова, автора здания Городской Думы неподалеку. Часовня отмечала место Моисеевского монастыря, исчезнувшего еще в XVIII столетии – отсюда и название площади.

Историки советской эпохи, «оправдывая» снос часовни Александра Невского, писали, будто выстроена она была охотнорядскими купцами в память о чудесном избавлении царского поезда от крушения у станции Борки. А ведь это был мемориал, посвященный памяти более чем 200 тысяч русских солдат и офицеров, павших на русско-турецкой войне 1877–1878 годов в битвах за освобождение Болгарии. «В память воинов, на брани убиенных» – так писали о часовне во время ее сооружения, а освящали ее торжественно, «при большом стечении народа», 28 ноября 1883 года, в пятую годовщину взятия Плевны. Доход, получаемый от часовни, шел на содержание Александровского убежища для инвалидов русско-турецкой войны во Всехсвятском, в районе нынешней станции метро «Сокол».

Строилась она на народные пожертвования, собранные по всей России (более 24 тысяч рублей). Для часовни – мемориала погибшим на войне было естественным посвящение святому князю-воину Александру Невскому. Ну а то, что он воспринимался еще и как небесный покровитель императоров Александра II (только что убитого народовольцами) и Александра III (царствующего) – думаю, понятно без пояснений.

Кстати, по результатам конкурса проектов часовни, объявленного в 1880 году, Чичагов получил лишь третью премию (первую – архитектор В.А. Коссов), но выбран был именно его проект. Шатровая чугунная часовня с тремя входами, украшенная изображениями воинских доспехов, была примечательным сооружением. Ее пирамидальность вызывала даже некие ассоциации с «египетским стилем». С севера и юга от часовни стояли величавые парные столбы, увенчанные двуглавыми орлами. Внутри часовни находился образ св. Александра Невского. Небольшая часовня зрительно замыкала перспективу Охотного ряда при взгляде в сторону Моховой улицы. «Маленькая и темная, – замечал о ней путеводитель по Москве 1917 года, – она теперь совершенно теряется среди стремительного движения на перекрестке оживленных больших улиц».

Почему именно эта часовня стала в 1922 году первой жертвой советского вандализма? Вероятно, потому, что она – с двуглавыми-то царскими орлами – стояла прямо под окнами гостиницы «Националь», после переезда столицы в Москву превращенной в «1-й Дом Советов», и мозолила глаза поселившимся там советским и партийным деятелям.

Борьбу не на жизнь, а на смерть развернул с часовней Александра Невского заведующий ликвидационным (церковным) отделом Наркомюста П.А. Красиков, старый большевик, участник трех революций, агент ленинской «Искры». В 1920 году в письме в Моссовет он требовал уничтожить «памятник в честь коронации одного из Романовых… против Дома Советов… оскорбляющий революционное чувство». В Наркомпрос Красиков сообщал, что «часовня раскрашена иконами в честь царей» и «не представляет никакой исторической или художественной ценности».  

Отдел Наркомпроса РСФСР по делам музеев и охране памятников искусства и старины возражал: часовня – «памятник художественно-исторического и бытового значения, показательный для 80-х годов и подлежащий сохранению». Приводил аргументы: «Если же встать на точку зрения отдела Наркомюста, то тогда бы пришлось снести почти все церковные московские здания, так как в каждом из них найдется либо икона или другие предметы, как либо связанные с именами царей либо цариц, что, конечно, не может быть признанным целесообразным в историко-художественном отношении».

Собственно говоря, советская власть в весьма близком будущем именно так и поступила, и к середине 1930-х гг. счет снесенным московским храмам пошел на сотни. Но для начала 1920-х такие крутые меры были еще внове, и дело о сносе часовни тянулось два с лишним года. В сентябре 1922 года П.А. Красиков (нечем, что ли, заняться было больше Наркомату юстиции?), вновь требуя от Мособлисполкома сноса «безобразного памятника», пустил в ход главный аргумент: он «портит всю площадь, придавая ей религиозно-самодержавный вид». Против этого возражать было опасно, и в октябре 1922 года Президиум Моссовета постановил снести часовню. Наркомпрос пытался еще засыпать Моссовет увещевательными письмами, но бесполезно. Часовню Александра Невского торжественно снесли в пятую годовщину Октябрьской революции.

А семьдесят лет спустя, когда на Манежной площади начались раскопки перед строительством подземного торгового комплекса, белокаменные фундаменты часовни были вскрыты и изучены. Это тут же породило идею ее восстановить, и в 1999 году столичное правительство приняло о том постановление. Правда, отстроить часовню хотели теперь из особо прочного авиационного стекла, по проекту, конечно же, Зураба Церетели. «Если восстановить часовню Александра Невского, какой она была – из черного чугуна, то она весь Кремль закроет. А хрусталь просвечивает: ночью горит, днем дает рефлекс от неба, от движущихся машин. Красиво», – объяснял скульптор свой замысел в интервью.

У этого проекта, окрещенного «хрустальным», было много противников, опасавшихся, что центр города украсит очередное нехудожественное творение. А с точки зрения научной реставрации «хрустальный проект» не выдерживал никакой критики, поскольку использовал принципиально иные материалы и технологии. Да и прозрачность для здания, в котором могут совершаться христианские таинства, тоже сомнительный принцип. Получалась, в общем, некая пост-модернистская игрушка. Наконец, и восстанавливать часовню собирались не на историческом месте (оно ушло под проезжую часть), а чуть южнее, напротив гостиницы «Москва».

Однако летом 2003 года столичные власти объявили, что строительство часовни вот-вот начнется и закончится до конца года. Но так не началось, хотя к концу 2005 года Зураб Церетели уже собрал стеклянную часть часовни у себя в мастерской, а металлический каркас был наготове на одном из военных заводов. Однако общественность и эксперты высказывались против, а федеральные власти вдруг вспомнили, что с ними проект никто не согласовывал, а тут охранная зона Кремля… И в 2009 году Юрий Лужков отменил собственное постановление.

Но «хрустальная» часовня, как паровоз на запасном пути, осталась стоять во дворе Музея современного искусства.

И… пусть она там и стоит, как хрустальный намек на так и не увековеченную в Москве память Александра Невского.

А вот почему бы нынешним московским властям не исправить теперь, в 2021 году, историческую несправедливость, воссоздав первую жертву советского вандализма ХХ века? По всем канонам реставрационной науки – не из стекла, конечно. Законному воссозданию никакие охранные зоны не помешают.

И это будет лучший памятник Александру Невскому, какой способна поставить современная Москва.

P.S. У Александра Невского в Москве есть, впрочем, еще один, не менее сильный, исторический и мемориальный локус. Но об этом – в следующий раз.

Константин Михайлов

1 апреля

Источник: "Хранители наследия"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):