Благовест-Инфо
Благовест-Инфо
Контакты Форум Подписка rss




Расширенный поиск


 
Благовест-Инфо


  • 29 февраля – 2 июня

Выставка «Кижи. Небесное послание». Москва

  • 29 февраля – 12 мая

Выставка «Тайны храмов эпохи Ивана Грозного». Москва

  • Март

Концерты фонда «Искусство добра» в соборе на Малой Грузинской и на других площадках. Москва

  • 26 марта – 15 мая

Фестиваль «Весна Духовная. На пути к Пасхе». Москва

  • Апрель

Концерты фонда «Искусство добра» в соборе на Малой Грузинской и на других площадках. Москва

  • 14 марта - 2 июня

Выставка «Сотворение мира. Произведения религиозного искусства XV – начала XX века».Москва

  • 3 апреля

Заседание литературно-философских собраний «Отражения»: «История одной дружбы. Переписка епископа Афанасия (Сахарова) с П.Н. Савицким». Москва

  • 1 – 26 апреля

VII Международный Великопостный хоровой фестиваль. Москва

  • 6 апреля

Лекция Левона Нерсесяна: «Мир, озаренный светом рая: надежда в русской иконе эпохи преп. Сергия Радонежского». Москва

  • 18 – 19 апреля

Конференция «Наследие Сергея Аверинцева и современное гуманитарное знание». Москва

  • Май

Концерты фонда «Искусство добра» в Соборе на Малой Грузинской и на других площадках

  • 16 мая

Открытие конференции «Люди и судьбы русского зарубежья». Москва

Все »









Мониторинг СМИ

В тени полумесяца

Судьбы православных общин в эрдогановской Турции

12.03.2019 12:55 Версия для печати

Автор: Павел Шлыков, доцент кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ им. М.В. Ломоносова, эксперт РСМД.

Резюме: Анкара всегда оспаривала правосубъектность и правоспособность Константинопольского патриарха, считая его просто духовным лидером греко-православной общины Турции. Власти подчеркивают, что он является объектом только турецкого права, а «претензии на вселенский статус… ведут к незаконному наделению особым положением одной из групп меньшинств».

Здание Халкинской семинарии. Остров Хейбелиада, Турция. Фото: Википедия

Летом 2018 г. духовные лидеры немусульманских общин Турции выступили с открытым заявлением, суть которого сводилась к тому, что религиозные и национальные меньшинства не подвергаются гонениям, с решением национального вопроса дела в стране обстоят благополучно. А все разговоры в СМИ о притеснениях – неправда, выдуманная журналистами и оппозиционными политиками, и по сравнению с временами кемалистского режима большинство проблем успешно разрешено. Среди 18 иерархов, подписавших документ, на первом месте – патриарх Варфоломей, предстоятель Константинопольской православной церкви и лидер греко-православной общины. Второй подписант – архиепископ Арам Атешян, местоблюститель наместника Константинопольской епархии Армянской апостольской церкви и духовный глава армяно-григорианской общины. Следом идет подпись Юсуфа Четина, одного из духовных лидеров ассирийской православной общины. Остальные подписи принадлежат управляющим общинными религиозно-благотворительными учреждениями.

Так ли все хорошо у религиозных меньшинств в эрдогановской Турции, как утверждается в открытом письме? Учитывая реальное положение немусульман в Турции, подобные публичные заявления скорее демонстрируют обратное. Из-за административно-правовых притеснений и финансовых трудностей в последние годы все больше молодых людей из немусульманских общин стремятся уехать на Запад, а общинные религиозные и культурные институты испытывают возрастающее давление властей, несмотря на ряд позитивных тенденций 2000-х годов. Дежавю кемалистских репрессий 1920-х гг. вызывает экспроприация объектов общинной недвижимости, которую с 2012 г. власти проводят в ходе расширения границ существующих городов за счет включения в их состав сельских поселений. Многие общинные церкви, монастыри и кладбища передаются в ведение Управления религиозных дел – специального правительственного органа, занимающегося исключительно вопросами ислама.

Ситуация с религиозно-благотворительной собственностью меньшинств (общинными вакфами), которая с изменением законодательства в 2000-е гг. должна была год от года улучшаться, демонстрирует противоположную тенденцию. В 2013 г. правительство приостановило действие норм, регулирующих избрание и назначение в попечительские советы общинных вакфов, при этом новый регламент не принят, что сделало невозможным легальную замену управляющих вакфов, по возрасту или состоянию здоровья не справляющихся с обязанностями.

При этом наиболее острый для греко-православной общины вопрос возрождения Духовной семинарии на острове Хайбелиада, закрытой властями еще в 1971 г. в период обострения кипрского вопроса, в 2010-е гг. получил неожиданное развитие в виде инициативы Управления по делам религии по строительству в месте расположения семинарии исламского образовательного комплекса.

За годы существования республики греко-православное население сократилось почти в 50 раз: если по данным переписи 1927 г. (проведенной два года спустя после завершения обмена населением между Грецией и Турцией) его численность составляла чуть меньше 120 тыс., то в 2010-е гг. едва насчитывалось 2,5 тысяч[1]. Столь драматичное сокращение греко-православной общины Турции угрожает не только сохранению ее культурной и языковой идентичности, но и ее существованию как таковой.

Кемалистские интерпретации Лозаннского договора и надежды на лучшее

Несмотря на кардинальные изменения ситуации внутри страны, распространение новых подходов к решению проблем меньшинств в мировой практике, их положение в Турции до сих пор регулируется нормами Лозаннского мирного договора 1923 года. Лозаннский договор в истории страны – точка отсчета кемалистской Турции как международно признанного государства, пришедшего на смену распавшейся Османской империи. Лозаннская конференция – итог многолетней борьбы за будущее Турции, проигравшей в Первой мировой войне и пережившей греко-турецкую войну 1919–1922 гг., которую в самой Турции именуют Войной за независимость. Именно поэтому подходы к национальному вопросу в Лозаннском договоре определяются соображениями национальной безопасности, а не поиском компромисса в защите прав меньшинств, чья деятельность внутри страны и за ее пределами в последние десятилетия существования Османской империи рассматривалась как подрывная.

Кемалистский дискурс по вопросу об этноконфессиональных меньшинствах в полной мере нес на себе отпечаток отношения к меньшинствам национальным (особенно не исповедующим ислам) как одним из главных виновников крушения Османской империи. Примат национальной безопасности с самого начала был для кемалистов стержневым принципом в вопросах прав этноконфессиональных меньшинств. Таким образом они стремились не допустить повторения ошибок османского правительства, политика которого способствовала превращению национального вопроса в инструмент разрушения государственности. Кемалисты максимально сузили само понятие меньшинства, выведя из него многообразие этно-лингвистических и конфессиональных особенностей мусульманского населения и оставив в этой категории исключительно немусульманское население, которому гарантировались не только равные с мусульманами гражданские права, но и определенная доля свободы в вопросах религии, культуры и образования. Положения Лозаннского договора предусматривали широкие возможности по защите культурной идентичности немусульманских меньшинств, однако на практике эти положения искажались и применялись с учетом текущих политических интересов турецких властей в ущерб правам и свободам «признанных меньшинств».

Особенность сегодняшней политики турецких властей заключается в том, что все международные соглашения, которые так или иначе затрагивают вопрос меньшинств, либо не подписываются вовсе, либо заключаются с оговоркой, что их предписания должны соответствовать Лозаннскому договору и нормам действующей Конституции. Очевидно, что за 95 лет, что прошли со времени заключения Лозаннского договора, его положения во многом устарели и не могут отвечать текущей политической конъюнктуре и изменившимся международным нормам по защите меньшинств. При этом большинство проблем, с которыми сталкиваются немусульманские меньшинства в Турции, кроются не столько в самом Лозаннском договоре, сколько в его интерпретации турецкими властями. Последние же не только вольно трактовали права и свободы меньшинств, но даже ограничили само это понятие.

Так, по договору статус «официального меньшинства» получали все немусульманские граждане Турции, однако фактически в эту категорию вошли лишь три группы – греко-православная община, армяно-григорианская и еврейская, все остальные традиционные группы немусульманского населения (ассирийцы, католики, протестанты и т. д.) такого статуса были формально лишены. Интересы этих групп по большей части игнорировались – их права на сохранение религиозной и культурной идентичности, создание своих образовательных учреждений не признавались, в лучшем случае у них была возможность проводить религиозные обряды. При этом и официально признанным меньшинствам де-факто не были предоставлены в полном объеме все те права и свободы, которые гарантировались положениями Лозаннского договора. Руководствуясь соображениями национальной безопасности и текущими политическими интересами, турецкие власти жестко регламентировали объем прав «официальных меньшинств» в религии, культуре и образовании.

Стремительная подмена формальных установлений Лозаннского договора их искаженными трактовками вызвала целый комплекс проблем – так и не решенные до сегодняшнего дня вопросы, связанные с религиозно-благотворительной собственностью (общинными вакфами), правами на создание образовательных учреждений и т. д. Возникла парадоксальная ситуация: явные искажения Лозаннского договора настолько укоренились в общественном мнении Турции, что стали восприниматься как его истинная суть. Поэтому критика норм, регулирующих права и свободы меньшинств, активно звучавшая в 1990-е и 2000-е гг., касалась не прописанных в Лозаннском договоре прав национальных меньшинств, а их интерпретаций кемалистами.

Масштабы и характер дискриминационной политики турецких властей по отношению к греко-православному меньшинству отчетливо прослеживаются в трех сферах – нормативно-правовой, финансово-экономической и вопросах безопасности. С нормативно-правовой и административной точки зрения для турецких властей Константинопольская православная церковь и греко-православная община представляют собой две отдельные, но взаимосвязанные составляющие греко-православного меньшинства. При этом Анкара всегда оспаривала правосубъектность и правоспособность Константинопольского патриарха, считая его просто духовным лидером греко-православной общины Турции. Не признавая вселенский статус Константинопольского патриарха, турецкие власти подчеркивают, что ему «было позволено пребывать на территории Турции» и он является исключительно объектом турецкого права, а «претензии на вселенский статус не обоснованы и ведут к незаконному наделению особым положением одной из групп меньшинств». Этой логикой продиктовано требование о том, чтобы члены Священного синода и сам патриарх были гражданами Турции. Неоднократные попытки оспорить эти положения в суде (поскольку ни в тексте Лозаннского договора, ни в конституции подобных требований не содержится) оказались безрезультатными. Интернационализация Священного синода, которую патриарх Варфоломей начал осуществлять в 2004 г., вызвала шквал критики в СМИ как «попытка заговора с целью сделать следующим патриархом иностранца»  и расследование деятельности патриархата.

Еще одним инструментом притеснения является запрет на возрождение Духовной семинарии на острове Хайбелиада. Отсутствие в Турции другого учебного заведения для православных священнослужителей затрудняет пополнение рядов клира Константинопольского патриархата: уехавшие учиться за границу члены общины редко возвращаются в Турцию ради отдаленной перспективы войти в состав Священного синода или гипотетического поста Вселенского патриарха. При этом иностранцы, готовые работать в Константинопольском патриархате, должны проходить сложную процедуру оформления визы, получив которую, вынуждены регулярно выезжать из страны для ее обновления.

В свою очередь запрет на избрание новых членов в попечительские советы общинных вакфов, обеспечивающих функционирование общинных школ, больниц, храмов и других социально-культурных и благотворительных учреждений, ведет к колоссальным проблемам в их работе, что трактуется Главным управлением вакфов Турции как повод для изъятия неиспользуемых объектов религиозной собственности без компенсации. Так, многие христианские кладбища в Стамбуле переданы из ведения общины под юрисдикцию городских муниципалитетов. В этом же ряду стоит практика регулярных запретов на реставрацию обветшалых храмов или культовых сооружений, пострадавших от терактов.

В 1990-е гг. началась активная фаза переговорного процесса между Анкарой и Брюсселем о перспективах расширения евроинтеграции Турции и последующем вступлении ее в Евросоюз, и устоявшееся понимание нормативно-правовой базы в отношении меньшинств потребовало корректировки. Причем процесс этот отнюдь не был мотивирован исключительно внешними факторами, то есть давлением со стороны ЕС. Внутри страны запрос на ревизию положения нацменьшинств стал следствием усиления религиозного, этнического и культурного самосознания в их среде. Для ЕС тема меньшинств и совокупности связанных с ней проблем с самого начала вошла в число приоритетных сюжетов переговорного процесса. В ежегодно публикуемых с 1998 г. докладах Еврокомиссии о прогрессе Турции в достижении соответствия «Копенгагенским критериям» постоянно указывалось на необходимость расширения прав «непризнанных» мусульманских и немусульманских меньшинств. Брюссель фактически призывал Анкару отказаться от традиционной политики в национальном вопросе и многолетней практики системного нарушения прав этноконфессиональных меньшинств.

Приход к власти Партии справедливости и развития (ПСР) в 2002 г. под лозунгами вступления в ЕС и демократизации вселял надежду на то, что под натиском Брюсселя турецким властям придется изменить подходы к соблюдению прав нацменьшинств и в целом пересмотреть национальный вопрос. С другой стороны, ПСР ведет происхождение от исламистского движения Национальный взгляд (Милли Гёрюш), известного антисионизмом и антисемитизмом, что вызывало беспокойство еврейской общины, даже несмотря на то что Реджеп Эрдоган и другие лидеры ПСР публично отреклись от этого наследия. Однако антисионистская риторика крупных функционеров ПСР и соответствующие настроения среди консервативной части турецкого общества лишь усиливали недоверие еврейской общины.

Гораздо более позитивно к ПСР отнеслись армяно-григорианская и греко-православная общины, сочтя лозунги и первые шаги нового правительства «отражением более либеральных и менее националистических взглядов», которые должны были привести к «либерализации политики в национальном вопросе». Патриарх армяно-григорианской церкви в Стамбуле Месроп II Матуфян в 2000-е гг. открыто заявлял, что армяне Турции поддерживают ПСР, а издающаяся в Стамбуле армянская газета «Акос» приводила данные соцопросов, согласно которым свыше 60% армянской общины (более 70 тыс. человек) голосовало за ПСР на парламентских и муниципальных выборах 2000-х годов. По словам издателя еженедельной грекоязычной газеты Стамбула «Апоевматини» Михаила Василиадиса, в 2000-е гг. греко-православная община на выборах в большинстве также поддерживала ПСР.

Позитивное отношение греко-православной общины объяснялось тогда началом конструктивного диалога с национальными меньшинствами и демонстративной готовностью правительства идти на уступки их интересам.

Первым таким шагом стали поправки к закону о зонировании городского пространства в конце 2003 г., в котором было введено понятие «мест отправления религиозных обрядов» взамен прежней нормы, содержащей упоминание лишь о мечетях. Таким образом церкви и синагоги были де-юре уравнены в правах с мечетями, что означало введение особого режима выделения земель под постройку культовых сооружений, а также бесплатное снабжение водой и электроэнергией. Сигнал был воспринят с энтузиазмом, и в разных регионах Турции в 2000-е гг. стали появляться новые храмы и синагоги. В 2004 г. Реджеп Эрдоган лично принял участие в открытии восстановленной после теракта главной синагоги Стамбула Неве-Шалом. В том же году в курортном Белеке власти торжественно открыли религиозный комплекс, состоящий из мечети, церкви и синагоги. В 2005 г. две новые протестантские церкви появились в Анкаре и Диарбакыре.

Еще один символичный шаг заключался в создании в 2004 г. Совета по проблемам меньшинств, который пришел на смену учрежденной кемалистами Высшей комиссии по меньшинствам – специального ведомства, созданного секретным правительственным распоряжением в 1962 г. для мониторинга активности немусульманского населения. Если главная задача Высшей комиссии по меньшинствам, в состав которой входили представители МИД, МВД, контрразведки и Совета национальной безопасности, заключалась в пресечении потенциально опасной для государства деятельности (в эту категорию подпадала, например, организация летних молодежных лагерей), то ключевой задачей Совета по проблемам меньшинств было создание механизма для непосредственного взаимодействия с представителями нацменьшинств и решения их проблем.

Само создание такого ведомства (а в его состав входили не только высокопоставленные сотрудники МВД и МИД, но также Министерства образования и Главного управления по делам вакфов) показывало намерение правительства вывести вопросы меньшинств из монопольного ведения силовиков. Не случайно в составе Совета не было представителей силовых ведомств, а приоритетным направлением деятельности стала разработка предложений по совершенствованию законодательства относительно общинных вакфов и прав меньшинств в отношении своих образовательных учреждений, приведение их в соответствие с требованиями Еврокомиссии и рекомендациями Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ); иными словами, не надзор за деятельностью общин, а помощь в решении их проблем.

Казалось бы, столь многообещающие начинания должны были стать прологом настоящей революции в положении меньшинств в Турции и подготовить почву для приведения их статуса в соответствие с европейскими стандартами. Однако шаги первых кабинетов ПСР оказались в большей степени символическими, поскольку две главные проблемы – реализация прав на создание образовательных учреждений для подготовки религиозных служителей и снятие ограничений на создание, владение и управление религиозно-благотворительной собственностью (общинными вакфами) – так и остались нерешенными. Неудивительно, что, получив возможность вести диалог с властями, представители меньшинств обозначили решение проблем религиозной собственности и религиозного образования как залог сохранения культурного многообразия немусульманского населения Турции. Однако ни в 2000-е, ни в 2010-е гг. правительство ПСР так и не подступилось к решению этих вопросов, составлявших суть дискриминационной политики кемалистов в отношении нацменьшинств.

Деградация политического влияния греко-православной общины

В сегодняшней Турции политическое влияние греко-православной общины незначительно, у нее практически отсутствует представительство в органах законодательной и исполнительной власти, а возможности влиять на политические процессы через механизмы гражданского общества минимальны и являются прямым отражением катастрофического сокращения численности общины.

В XVIII в. представители знатных греческих родов, компактно проживавшие в историческом районе Фанар европейской части Стамбула (отсюда происходит их собирательное название «фанариоты»), занимали ведущие позиции среди османской бюрократии. Вплоть до Греческой войны за независимость 1821 г. фанариоты монопольно контролировали такие важные придворные должности, как пост главного драгомана при султанском дворе и переводчика при капудан-паше (командующем флотом), курировали внешнеполитические вопросы в султанском диване (центральном органе власти в империи), а также назначались господорями (правителями) Дунайских княжеств – Молдовы и Валахии. Во второй половине XIX в. политическое влияние греков пошло на спад, однако стремительно укрепилась их роль в экономической жизни империи. Начало в 1856 г. второго этапа Танзиматских реформ и провозглашение принципа равенства всех конфессиональных общин империи предоставило новые возможности для возвращения утраченных политических позиций. Представители греческого миллета получили назначения в Высший правовой совет Стамбула и другие важные органы власти. Октроирование (принятие главой государства) в 1876 г. Конституции, провозгласившей равенство всех подданных империи, лишь усугубило эту тенденцию. В составе первого османского парламента, созванного в 1877 г., более трети депутатов (47 из 119) составляли представители немусульманских меньшинств.

Реформы второй половины XIX в. создали механизмы, с помощью которых этноконфессиональные общины империи получили реальную возможность войти в состав имперской бюрократии и разделить бремя ответственности за государственные дела. Греки, а наряду с ними и другие немусульманские народности, стали неотъемлемой частью политического истеблишмента – они занимали посты министров, послов, губернаторов, казначеев, депутатов и сенаторов. Среди ярких имен видных государственных деятелей – выходцев из греко-православной общины можно назвать и Мусурус-пашу, занимавшего в течение 35 лет критически важный пост посла в Великобритании (1851–1891), и Александра Каратеодориса – посла в Риме (1874), официального представителя Османской империи на Берлинском конгрессе 1878 г., а впоследствии и министра иностранных дел.

С приходом к власти младотурок (1908 г.) возможности политического участия меньшинств не были ограничены. Восстановление Конституции и созыв двухпалатного парламента даже расширили эти возможности. Депутаты греческого происхождения входили в состав парламента всех четырех созывов (1908, 1912, 1914 и 1919 гг.), а при формировании состава законодательных собраний применялся принцип пропорционального представительства этноконфессиональных общин, чтобы число депутатов-турок и депутатов-мусульман было примерно равным числу парламентариев-немусульман. Участие в законодательной деятельности парламента в 1877–1878 и 1908–1920 гг. позволяло меньшинствам инициировать обсуждение острых вопросов, затрагивающих их интересы: так, депутаты из греческого миллета в ходе заседаний поднимали вопросы, напрямую затрагивающие жизнь греко-православного населения империи – налоги на немусульман, избирательное законодательство, религиозные свободы, военная служба и свобода доступа к образованию.

С разгоном последнего османского парламента в 1920 г. в Стамбуле и созывом Великого национального собрания Турции (ВНСТ) в Анкаре ситуация кардинально изменилась. Среди депутатов ВНСТ уже не было ни одного представителя нацменьшинств. Лишь в 1935 г. с принятием специального декрета, инициированного Ататюрком, были введены квоты на представительство нацменьшинств в ВНСТ (по одному депутату от каждой общины – армяно-григорианской, греко-православной, еврейской и турецко-православной).

С переходом Турции к многопартийности в 1940-е гг. ситуация особо не изменилась: общее число депутатов от меньшинств составляло всего шесть человек, и лишь к концу 1950-х гг. достигло 12. В какой-то момент можно было даже сказать, что нацменьшинства начали активно вовлекаться в политическую жизнь. Военный переворот 1961 г. прервал эту тенденцию. В 1960-е гг. в нижнюю палату парламента вновь было допущено только по одному представителю от меньшинств, а для греко-православной общины наступили черные дни – ухудшение отношений между Анкарой и Афинами спровоцировало принятие закона о депортации греков из Турции (1964 г.), что привело к резкому сокращению греко-православного населения страны[2].

Удар по греко-православной общине отразился и на других меньшинствах: с 1960-х гг. ни армяне, ни евреи практически не баллотировались в парламент (редким исключением стал представитель еврейской общины Джефи Камхи, избранный в ВНСТ от либеральной Партии верного пути в 1995 г.). В общей сложности за 1930-е – 2010-е гг. депутатский мандат смогли получить лишь 26 представителей нацменьшинств, из которых только восемь – от греко-православной общины.

Отсутствие возможности участвовать в парламентской деятельности и вести политическую борьбу за отстаивание интересов способствовало тому, что греко-православная община выработала альтернативные механизмы. Опираясь на богатый опыт создания и управления автономными общественными институтами, независимыми от центральной власти в Османской империи, греческая община сформировала внепарламентские каналы взаимодействия с властью и особые инструменты защиты своих прав в вопросах управления религиозно-благотворительной собственностью, доступа к образовательным учреждениям, права обучаться на родном языке и т. д. Основными из них стали два важнейших для общины института – Константинопольский патриархат и генконсульство Греции в Стамбуле.

Параметры политической борьбы за свои права

Вопреки принципу лаицизма, закрепленному в Конституции, Константинопольскому патриарху удалось сохранить за собой роль стержневого института, организующего жизнь греко-православной общины Турции. Даже когда представители общины заседали в парламенте и работали в органах государственной власти и местного самоуправления, рядовые ее члены возлагали гораздо больше надежд в отстаивании своих коллективных прав и интересов именно на патриарха, притом что формально у него отсутствовали какие-либо полномочия и возможности эти ожидания оправдать. Тем не менее именно патриарх всегда проявлял наибольшую активность в защите интересов общины, регулярно встречаясь с турецкими и греческими политиками, проводя консультации с функционерами Еврокомиссии, используя все возможности для продвижения позитивных вариантов решения ключевых проблем греко-православной общины.

Аналогичное расширение формально очерченной сферы деятельности можно увидеть и в работе стамбульского генконсульства Греции, которое всегда воспринималось не только как дипломатическое учреждение, но и как институт, несущий бремя моральной ответственности за греко-православную общину. Этот неофициальный круг обязанностей зачастую оказывается гораздо шире формального, сводящегося к решению вопросов, связанных с греческим населением Стамбула.

Члены греко-православной общины регулярно обращаются в генконсульство за правовыми консультациями по самым разнообразным вопросам. Зал приемов стамбульского консула на проспекте Истикляль – место традиционных торжеств в дни национальных праздников. Консульство организует культурно-просветительские мероприятия для объединения греко-православного населения Стамбула. При этом материальная поддержка общины также идет через консульство. Таким образом, еще одним защитником и проводником интересов греко-православного населения Турции выступает правительство Греции, которое при помощи стамбульского консульства оказывает финансовую поддержку православным храмам, общинным школам и другим культурно-образовательным учреждениям и, что особенно важно, через дипломатические каналы поддерживает внимание международного сообщества и общеевропейских структур к проблемах греко-православного меньшинства.

Помимо возвращения ранее национализированной собственности, одну из наиболее острых проблем представляет содержание и управление религиозно-благотворительными учреждениями. Действующие нормы являются дискриминационными по отношению к культовым объектам меньшинств. Обладающий колоссальными ресурсами Турецкий религиозный фонд (Диянет) занимается исключительно вопросами суннитского мусульманского большинства. Поэтому этноконфессиональные меньшинства, которые на конец 2000-х гг. составляли менее 1% населения страны, вынуждены самостоятельно заниматься содержанием своих культовых сооружений и поиском средств на проведение религиозных мероприятий, не получая практически никаких субсидий и дотаций от правительства. Десятки действующих христианских церквей в Стамбуле не могут получить разрешения на реконструкцию храмов и добыть средства на ее осуществление, равно как и добиться возвращения изъятой властями недвижимости.

В 2000-е гг. после ряда выигранных в ЕСПЧ исков против турецкого правительства о возвращении религиозно-благотворительной собственности и под давлением Брюсселя, включившего эту проблему в число обязательных условий переговорного процесса о вступлении Турции в ЕС, правительство ПСР инициировало пересмотр законодательства о религиозно-благотворительных фондах, принадлежащих немусульманским общинам. Поправки к законодательству существенно расширили права держателей общинных вакфов, впервые позволив свободно покупать, продавать и использовать объекты недвижимости подобной категории. Главное управление вакфов обнародовало перечень из 160 общинных вакфов, которые получали все предусмотренные новым законодательством привилегии и права.

Однако и здесь не обошлось без злоупотреблений. Во-первых, в документе не приводились объекты, входившие в эти общинные вакфы. Во-вторых, в число признанных «общинных вакфов» не попало значительное число принадлежащих немусульманским общинам религиозно-благотворительных учреждений, которые тем самым лишались гарантированных новым законодательством прав, прописанных еще в Лозаннском договоре. В 2010 г., следуя рекомендациям Еврокомиссии и исполняя постановления ЕСПЧ, а также положения нового закона о вакфах 2008 г., правительство провело реституцию более 1,5 тыс. объектов недвижимости, из которых 774 вернулось в ведение греко-православной общины, а 452 – армяно-григорианской. При этом новое законодательство не предусматривало возвращения всей отчужденной ранее собственности, поэтому по 347 заявлениям приняты отрицательные решения, в отношении еще 943 объектов власти потребовали подтверждающих документов, несмотря на то что большинство из них были задекларированы как общинная собственность еще в 1936 году.

Однако для греко-православной общины восстановление прав на конфискованную собственность составляет лишь часть более масштабной проблемы. На сегодняшний день ей подконтрольно самое большое число общинных вакфов (75). За возвращение еще 23 идет борьба. При численности самой общины в 2,5–3 тыс. человек управление всем этим обширным имуществом уже сейчас затруднено, а, учитывая стремительно стареющий состав общины, в дальнейшем ситуация будет лишь усугубляться. С одной стороны, реформы 2000-х гг. несколько облегчили управление общинными вакфами, сняв ограничения на продажу и аренду входящих в общинные вакфы объектов недвижимости, а также строительство новых зданий и пожертвования на их содержание от членов общины. С другой стороны – перспектива реституции старых вакфов, объекты которых долгое время находились в запустении, сулит больше проблем, чем выгод, поскольку их восстановление и содержание потребует и финансовых, и человеческих ресурсов, а правительство Турции не субсидирует немусульманские вакфы и религиозные учреждения. Не менее острый дефицит средств характерен и для других общинных институтов, унаследованных еще со времен поздней Османской империи – ассоциаций-дернеков, социально-благотворительных и культурных учреждений. В отсутствие достаточных финансовых и кадровых ресурсов эти структуры не способны решать задачу сохранения духовно-культурной идентичности греко-православной общины.

Помимо административно-правового у проблемы этноконфессиональных меньшинств в Турции есть еще одно важное измерение – социальное. В турецком общественном мнении до сих пор сохраняется настороженное и нередко негативное отношение к меньшинствам. Несмотря на определенные шаги по снятию законодательных ограничений и отмену ряда дискриминационных норм, даже в публичной риторике функционеров правящей ПСР четко прослеживается разделение граждан на «своих», исповедующих суннитский ислам, и «других». В СМИ, как показывают последние исследования, также доминирует дискриминационный тон по отношению к меньшинствам. Социальные сети, которые, казалось бы, должны способствовать интеграции меньшинств, становятся пространством, где они сталкиваются с угрозами, оскорблениями, клеветой и т. д. Лишь 21% опрошенных «Диалогом гражданского общества» представителей меньшинств признали, что свободно используют социальные сети и не испытывают к себе негативного отношения.

* * *

Ситуация, сложившаяся в отношении конфессиональных меньшинств, во многом отражает логику политического процесса последних десятилетий в Турции. Социальная база и основной электорат правящей ПСР – люди консервативных взглядов, а иногда даже и сторонники религиозного национализма. Для этой части общества национализм и исламская идентичность оказываются понятиями взаимосвязанными и взаимодополняющими. Для них ревизия и демонтаж кемалистского принципа лаицизма означает прежде всего возвращение ислама в публичную сферу, а отнюдь не создание политико-правового пространства для религиозного плюрализма. На другом полюсе электората ПСР – люди более либеральных взглядов, не готовые отказаться от принципов кемализма, но разочаровавшиеся в политиках 1990-х гг. и недееспособных правоцентристских партиях. Для ПСР как «всеохватной партии», нацеленной на максимальное расширение электората, эти обстоятельства диктуют необходимость постоянного поиска баланса между религиозным и светским национализмами.

Обострение внутриполитической ситуации и угрозы безопасности у границ Турции с конца 2000-х гг. в сочетании с процессом делиберализации и деевропеизации привели к авторитарному откату и в национальном вопросе. Духовные лидеры немусульманских общин, по-видимому, приняли новые правила игры, прекрасно понимая, что в сегодняшней Турции они не могут позволить себе ни афронт действующей власти, ни организацию протестного движения. Не питают они особых надежд и на расширение своих прав, все больше склоняясь к конформизму и воспринимая естественную конфессиональную гомогенизацию как неизбежную данность.


[1] Статистические данные по греко-православному населению Турции могут разниться. Как писал в 2000-е гг. профессор Самим Акгёнюль, «если считать исключительно греческую общину Стамбула, то его численность будет около 3 тыс., если к их числу добавить греческое население Гёкчеада и Бозджаада, то этот показатель возрастет до 4–5 тыс., наконец, если посчитать всех, у кого в удостоверении личности отмечено греко-православное происхождение, то численность такой категории составит 8–10 тысяч».

[2] В 1933 г. между Анкарой и Афинами был заключен договор о взаимопонимании, предполагавший установление достаточно свободного пребывания греков и турок (исключение было сделано только для тех, кто был переселен по Лозаннскому договору) на территории обеих стран, возможность без ограничений продлевать вид на жительство, официально работать и т. д. Однако в 1964 г. под предлогом обострения ситуации на Кипре правительство Турции в одностороннем порядке денонсировало это соглашение и потребовало, чтобы все греческое население Стамбула покинуло пределы Турции. Репрессии фактически коснулись не только тех, у кого были греческие паспорта. В силу высокой степени сплоченности греко-православной общины в Турции высылка одного человека с греческим гражданством, как правило, приводила к эмиграции всей семьи.

Павел Шлыков

11 марта 2019

Источник: «Россия в глобальной политике»



Ваш Отзыв
Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены.

Ваше имя: *

Ваш e-mail:

Отзыв: *

Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):


 

На главную | В раздел «Мониторинг СМИ»

Рейтинг@Mail.ru

Индекс цитирования










 
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов отдельных материалов.
© 2005–2019 «Благовест-инфо»
Адрес электронной почты редакции: info@blagovest-info.ru
Телефон редакции: +7 499 264 97 72

12+
Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций:
серия Эл № ФС 77-76510 от 09 августа 2019.
Учредитель: ИП Вербицкий И.М.
Главный редактор: Власов Дмитрий Владимирович
Сетевое издание «БЛАГОВЕСТ-ИНФО»