Мониторинг СМИ

Немагическая формула

Андрей Десницкий о том, почему бессмысленно спорить о переводе молитв

В СМИ прошла «сенсационная новость»: Римский Папа собрался переписывать молитву «Отче наш». И вместо «не введи нас во искушение» теперь у него в тексте будет стоять «не дай нам впасть в искушение». И резюме, которое чаще подразумевается, чем проговаривается: они там на «растленном» Западе утратили чистоту христианского вероучения, пересматривают уже самые его основы, и римский папа в этом деле — первый вероотступник. Ну, а у нас в России — бастион здравых консервативных ценностей и истинной веры.

Только в этой новости неверно, грубо говоря, все. Во-первых, папа Франциск в данном случае ничего не решал сам — он всего лишь с одобрением отозвался о мартовском (!) решении конференции французских епископов. Так это устроено в современном католицизме: епископы той или иной страны собираются, чтобы решить вопросы, касающиеся католиков именно этой страны. В частности, такие конференции одобряют изменения в базовых литургических текстах.

Значит, изменение традиционного текста все-таки было? Да, разумеется. И не одно. Древнюю историю трогать не будем, а вот уже в 1963 году Второй Ватиканский собор принял документ под названием «Sacrosanctum Concilium», в котором разрешалось богослужение на народных языках, причем именно епископской конференции доверялся контроль над всеми изменениями в тексте. С тех пор и начался этот массовый процесс перевода и редактирования богослужебных текстов у католиков.

Кстати, надо отметить, что в России разрешение вести богослужение на русском и других народных языках было дано еще раньше, в августе 1918 года, знаменитым Поместным собором на одном из последних его заседаний — другое дело, что в условиях Гражданской войны и большевистской диктатуры это разрешение оставалось скорее теоретическим — и остается таким в общем и целом и по сей день.

Но ведь перевод заключается не просто в замене церковнославянских слов и выражений похожими на них русскими (или латинских — французскими). Перевод всегда происходит из культуры в культуры, из одной картины мира — в другую. И в особенности это касается древних текстов, которые создавались в совершенно иной среде.

Итак, в чем разница между «не введи нас» и «не дай нам впасть»? Только в одном: в первом случае контроль над ситуацией полностью принадлежит Богу, во втором — ответственность лежит на нас самих, Бог нам лишь помогает (или, соответственно, нет).

Спор о том, какой вариант точнее, насчитывает много веков, он и по сию пору далек от окончательного разрешения. Предельно упрощая, одни богословы (наиболее последовательные кальвинисты) считают, что это Бог определяет, кто покается и спасется, а кто согрешит и погибнет, а другие (и среди них большинство православных и католиков) возражают им, что за каждым человеком сохраняется свобода воли, а значит, и выбор между грехом и покаянием.

Существует немало переводов Нового Завета и, в частности, молитвы «Отче наш» (она дана в 6-й главе Евангелия от Матфея) и, что неудивительно, каждый из них отражает свое прочтение оригинала. И тут будет логично спросить: так что там стоит в оригинале? Эта молитва — единственная, текст которой дал Своим ученикам сам Иисус. Так что Он им точно сказал?

А неизвестно. Дело в том, что Он говорил с учениками почти наверняка по-арамейски, на разговорном языке Иудеи того времени. Какие-то традиционные тексты Иисус мог цитировать на древнееврейском, основном языке Ветхого Завета. Но совершенно точно не говорил с ними на древнегреческом — это было бы настолько же странно, как если бы сегодня русский батюшка разговаривал со своей деревенской паствой по-английски. Но именно на древнегреческом (тогдашнем языке межнационального общения) были записаны Евангелия, включая и текст этой молитвы.

Но ведь перевод никогда не равнозначен оригиналу. Если посмотреть на самое начало этой молитвы, на церковнославянском она звучит так: «О́тче наш, И́же еси́ на небесе́х…» И такую же длинную фразу видим в древнегреческом: Πάτερ ἡμῶν ὁ ἐν τοῖς οὐρανοῖς... А на арамейском этот смысл вмещают всего два кратких слова: «аввун дбишмайя», и это очень естественное арамейское выражение.

Эта молитва прозвучала не просто на арамейском.

Она сложена языком поэзии, а не догматических формулировок, в ней больше вопросов, чем ответов: а как может «святиться» имя? Что значит «Божье Царство»? Что имеется в виду под «хлебом насущным» — неужели просто дневная порция еды? Так что это самое «искушение» стоит в длинном ряду таких же маленьких повседневных загадок.

И сам тот факт, что главные христианские тексты были записаны не на том языке, на котором их впервые произнес Иисус, ясно показывает, что для первых христиан важны были не словесные формулировки, а что-то совсем другое.

В Библии много таких страниц, где зло постигает человека по воле Бога. Злой дух нисходит на царя Саула от Бога, и по воле Божьей несчастья обрушиваются на Иова. Но язык Библии достаточно архаичен, в нем нет тех тонких формулировок, которые возникнут потом. Сегодня богословы говорят о «попущении»: Бог не желает зла, но позволяет ему случиться по тем или иным причинам. Например, Он желает испытать человека или дает ему почувствовать естественные последствия его собственных действий. Видимо, что-то вроде этого имелось в виду и здесь: Иисус призывает учеников обращаться к Отцу с просьбой, чтобы Он не дал им пасть жертвой искушения.

Переводить эти слова на русский, французский или любой другой язык можно по-разному, и по-разному можно их понять, в зависимости от опыта, характера и настроения. Не оставляй меня одного в час испытаний, не давай мне выбора свыше моих сил, не позволяй мне сбиться с пути — все это возможные переводы этого выражения, и один и тот же человек может произносить эти слова с разными смыслами в один и тот же день, молясь вечером и молясь утром.

В конце концов, Иисус оставил образец молитвы, а не магическую формулу для отгнания злых духов. А молитва — это искренний диалог души с Богом, если она живая.

Итак, епископы Франции решили (и папа Франциск их в этом поддержал), что сегодня их пастве важнее напомнить не о всемогуществе Божьем, но об ответственности каждого человека за свой собственный выбор. И выбрали такой вариант перевода этих слов, который подчеркивает именно этот оттенок смысла сложного, многопланового и не до конца понятного нам оригинала.

Когда-нибудь подобные выборы придется делать епископам и простым верующим и в России. Когда-нибудь останется в прошлом представление о традиции как о данной свыше и принципиально неизменяемой инструкции по пользованию Богом, о молитвах — как о неизменяемых текстах на особом языке, которые действуют помимо сознания молящихся, и т.д. Когда-нибудь. И будет множество ошибок при переводах, и неумеренных фантазий, и самовыражения на фоне оригинала. Но это тоже будет жизнь.

Российское общество вообще во многом повторяет историю французского, с отставанием примерно на век. Что ж, по крайней мере знаем, чего ожидать дальше.

Андрей Десницкий, филолог

13 декабря

Источник: Газета.Ru

• Виталий - 15.12.2017 08:41
  "Не (μή) введи нас во искушение" или "Не (μή) допусти нам впасть во искушение". Что вернее, Синодальный перевод, или перевод С.С. Аверинцева???
  Мне кажется, что причина такого перевода Сергей Сергеевичем станет яснее, если прочитать словарное определение частицы μή (не).
  Оказывается: -- 3361, μή -- Это – «частица со смыслом колебания, запрещения, отклонения или предотвращения (в отличие от прямого отрицания 3756 (οὐ)): не, пусть не, чтобы не».
  Колебание и предотвращение - очень важны в смысле этого места молитвы и Сергей Сергеевич Аверинцев более точен в переводе.
  
  

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):