Благовест-Инфо

www.blagovest-info.ru
info@blagovest-info.ru

Со своим уставом в чужой музей

Закон о реституции музейных ценностей еще не принят, но распределение госсобственности уже началось

Версия для печати. Вернуться к сайту

Сегодня депутаты Госдумы рассмотрят во втором чтении законопроект, в рамках которого религиозные организации должны получить имущество, находящееся сейчас в ведении государства. Речь идет в основном о музейных помещениях, которые расположены в бывших монастырях и храмах (сейчас в России насчитывается 6584 «религиозных объекта» федерального значения плюс 4417 регионального значения).

В случае если закон будет принят, церковь станет владелицей самой большой в стране недвижимости, исчисляемой миллионами квадратных метров. Кроме того, она частично сможет претендовать на «религиозные памятники» – иконы, предметы церковного быта, хранящиеся в настоящее время в государственных музеях.

Попытки принять подобный закон в минувшие годы вызывали сопротивление деятелей культуры и широкой общественности. Законопроект тогда отложили в долгий ящик, однако в начале 2010 года Владимир Путин на встрече с патриархом Кириллом порекомендовал «ускорить процесс передачи государством церковной собственности и придать ему правовые рамки». В итоге уже в сентябре Госдума рассмотрела законопроект в первом чтении. Причем, как выяснили «НИ», распределение музейного имущества частично уже началось.

Если даже бегло прочесть проект закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» – а чтение займет не более 10 минут, он очень небольшой, – сложится ощущение, что перед нами никакой не закон. Скорее манифест или вообще декларация. Сразу понятно: власть на стороне церкви. Придите и владейте! В каждой строчке категоричность и почти религиозная истовость.

Здесь не может быть шагов назад и отговорок: если церковная организация заявляет свои претензии на какой-нибудь дом (то есть подает заявление в соответствующую инстанцию), в течение двух недель (вот уж сногсшибательный срок для чиновников) ей должны ответить «да» или «нет». Если «нет», надо четко объяснить почему – тогда у церкви будет возможность оспорить решение в суде. Если «да» – в течение трех (самое большее – шести) месяцев объект можно оприходовать. Заявление можно подавать сколько угодно раз. И везде подчеркивается «безвозмездность передачи», пусть даже прежний владелец вложился по полной. Причем РПЦ относится к грядущему перераспределению имущества как хозяин, которому возвращают утраченные вещи. «Когда закон будет принят, – говорит «НИ» инокиня Ксения (Чернега), руководитель юридического отдела Московской патриархии, – церковь сможет претендовать на то имущество и ту площадь, которое сейчас находится у музеев. Но как мы это сделаем? Будем писать заявления с просьбой передать РПЦ то или иное имущество. А дальше Росимущество будет решать, удовлетворять нашу просьбу или нет. Передачи могут осуществлять как на правительственном уровне, так и на региональном и муниципальном – все зависит от того, что именно попросит себе вернуть церковь. Но главное – это, конечно, высвобождение религиозного имущества».

Однако самый мощный момент законопроекта – в нем наконец-то разъясняется, что такое «имущество религиозного назначения». То, которое нужно отдавать задаром. Здравый смысл подсказывает, что это должны быть прежде всего храмы. Возможно, где-то с советских времен еще остались гаражи и конторы в соборах, электроподстанции в колокольнях и еще какие-то дикие вещи на месте алтарей. Спору нет – их надо отдавать. Правда, в Москве этот процесс будет проходить болезненно, поскольку во многих монастырях сегодня расположены музеи и архивы.

В их числе – Государственный литературный музей, который уже много лет занимает палаты Высокопетровского монастыря на улице Петровка, 28/2. «Судя по всему, музею придется в экстренном порядке покинуть монастырь, – говорит «НИ» замдиректора литературного музея Елена Михайлова. – В 1994 году Ельцин подписал указ о передаче Русской церкви здания Нарышкинских палат Высокопетровского монастыря, в котором уже не одно десятилетие размещается наша постоянная экспозиция. Но в указе было сказано, что произойти это может только после того, как музею найдут походящее помещение. Искали долго. От некоторых музей отказывался. И в результате нас просят перебраться в особняк первой четверти XVIII века (Шалапутинский переулок), некогда принадлежавший Савве Морозову. Мы получаем помещение в 2 тыс. кв. м. Но здание находится в непригодном для эксплуатации состоянии. Оно нуждается в полной реставрации, и его придется приспосабливать под музей. Можно предположить, что весь этот процесс займет не менее двух лет. Больше всего нас беспокоит то, что музею придется обосноваться в бывшей промышленной зоне, сейчас оттуда вывезены заводы, стоят пустые корпуса. Это район между метро «Таганская» и «Крестьянская застава». Посетителям музея добираться придется по темным, безлюдным переулкам. Не исключено, что осенью и зимой, когда рано темнеет, после 15–16 часов в музее не будет посетителей».

Впрочем, литературный музей – не единственный, который пострадает от закона о реституции музейных ценностей. Уже сейчас в законопроекте спектр «зданий, строений, сооружений» настолько широк, что, будь желание, церковные организации могли бы оформить на себя половину Москвы. Судите сами: это и комплексы для «религиозных собраний», для «обучения религии», для «паломничества» (то есть гостиницы) и даже «помещения, предназначенные при строительстве зданий».

Проще говоря, если сегодня церковные юристы найдут в архивах документ, что когда-то строение принадлежало церкви (там могла быть школа, где изучали Закон Божий, или больница, или вообще странноприимный дом – православная церковь некогда была одним из самых крупных собственников в России), оно подпадает под новую реституцию. Точно так же, как и любое «движимое имущество», предметы убранства и культа: проще говоря, иконы, книги, реликвии – все то, чем на 80 процентов заполнены музеи древностей.

«Исходя из логики авторов этого законопроекта, рейсовый автобус, на котором возят к монастырю, в том числе и паломников, может рассматриваться как имущество религиозного назначения, городская гостиница, которая два года в ХIХ веке использовалась для приема паломников, – тоже имущество религиозного назначения, – говорит «НИ» Алексей Лебедев, доктор искусствоведения, зав. лабораторией музейного проектирования Российского института культурологии. – В этом законопроекте кроме храмов речь идет и обо всем, что их обслуживает. В этом смысле передаваться должен не только храм, но и конюшни, и гостиницы, и крепостные стены с фресками. Вот в таком виде принимается этот законопроект. А связано это с тем, что вообще не определено разумным образом само понятие этого «имущества религиозного назначения». Я не случайно привел в пример автобус, потому что автотранспорт, как это ни курьезно, по нашему законодательству – это недвижимое имущество».

Кстати, кромешным мраком покрыта инстанция, которая будет заниматься передачей зданий и имущества. О ней в законопроекте не сказано ни слова (правда, по словам Ксении Чернеги, это Росохранкультура). Включат ли туда представителей культурного светского лагеря – большой вопрос.

Удивительно, что первым (и, пожалуй, единственным), кто забил тревогу о слишком больших полномочиях закона, оказались музейщики. Они по опыту знают, что значит открыть зеленый коридор для возвращения религиозных ценностей: почти столетняя работа по собиранию, реставрации и сохранению икон и других шедевров в лучшем случае может обернуться долгим сутяжничеством (как в случае с «Троицей» Рублева), в худшем – еще одной волной гибели целого пласта культуры. «Любое общество в процессе своего развития осознает некоторые объекты как ценности, которые необходимо сохранять для передачи из поколения в поколение, – говорит «НИ» Алексей Лебедев. – В какой-то момент человечество говорит, глядя на некую чашку из фарфора: «Стоп. Больше из этой чашки пить нельзя. Ее надо поместить в музей и тем самым изъять ее из бытового обихода». И чем больше объектов, которые общество осознает как ценность, тем выше культура общества. Эти сапоги уже нельзя носить, они сшиты в ХVII веке. А у нас в стране пошел процесс демузеефикации, когда эти самые сапоги выдергивают из музейной витрины и начинают снова месить ими грязь. Давайте опять стрелять из Царь-пушки, давайте опять отдадим сервиз ХVIII века в ресторан, а иконы XII века – в церковь. Вот этому, собственно говоря, посвящен данный законопроект, который, несомненно, примут. За этим стоят простые, вполне прагматичные вещи: у нас сначала делили землю, потом делили недвижимость, сейчас взялись за музеи и памятники, потому что все предыдущее уже поделили. Это борьба за недвижимость, и не надо делать вид, что речь идет о чем-то другом. Это недвижимость, которая принадлежит народу, то есть как бы никому. Значит, ее надо поделить и присвоить. А все остальное – чистая демагогия, которая прикрывает эти очень немудрящие действия».

Самая главная проблема, которую озвучивали на недавнем собрании в Третьяковской галерее лучшие реставраторы и хранители икон, – у церкви просто нет опыта и сил (интеллектуальных), чтобы должным образом содержать ценности. Примеров вполне достаточно: не так давно прогремела история с иконой «Богоматерь Боголюбская». Из Владимиро-Суздальского музея-заповедника ее передали в Успенский собор Княгинина монастыря. В феврале 2009 года на иконе выступили белые пятна плесени: пришлось вызывать экспертов из Москвы и возвращать икону в музей. Есть заключение Центра Грабаря, в котором сказано, что «причиной заболевания иконы стали некачественные условия хранения: она находилась в специально оборудованной камере, поддерживающей искусственный климат, но две «кассеты», которые должны были поддерживать в ней климат, не работали. Икона стояла просто за стеклом, у витрины стояли букеты живых цветов в воде, а со стены, за которой находилась крестильня с купелью, на икону переползла плесень. Замена белокаменного пола на керамогранитный усугубила ситуацию».

Впрочем, архимандрит Тихон (Шевкунов), ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре, считает, что эксперты-реставраторы «нагнетают скандал» вокруг этой иконы. «В действительности же дело обстояло иначе, – говорит он корреспонденту «НИ». – Еще в 1946 году безграмотная реставрация иконы во Владимирском областном краеведческом музее привела к катастрофическому ухудшению состояния этого памятника. Последующие реставрации лишь частично раскрыли лик на иконе, но разрушение левкаса (меловой грунт на иконе. – «НИ») и красочного слоя тогда приобрели необратимый характер. Обо всем этом те, кто обвиняет сегодня церковь, стараются не вспоминать. В 2009 году реставраторы объявили о дальнейшем ухудшении состояния иконы. Как выяснилось, витрина вышла из строя. Во множестве заявлений и публикаций на эту тему было объявлено, что церковь получила древнюю икону и загубила ее. Мы не оправдываем церковных служительниц, которые по неведению ставили рядом с иконой цветы. И все же было бы правильным спросить, почему музейные работники, в обязанности которых входил надзор за Боголюбской иконой, профессионально не следили за состоянием древнего памятника? По договору, заключенному между музеем и монастырем, именно сотрудники музея должны были осуществлять регулярный контроль за сохранностью иконы».

В таком случае вопрос о том, кто будет следить за состоянием памятников после передачи их церкви, остается открытым.

Кстати, в отличие от «Богоматери Боголюбской» более счастливая судьба у другого чудотворного образа – «Богоматери Толгской» из Ярославля. Но лишь только потому, что глава музейного отдела Виктория Горшкова каждый день как на работу отправляется в Толгский монастырь и снимает все показатели с датчиков. На конференции в Москве Виктория Горшкова сообщила, что в последнее время главная ее работа заключается еще и в том, чтобы присутствовать в милиции: ее постоянно вызывают для экспертизы предметов, которые крадут в храмах Ярославской и Костромской областей. С 1979 года украдено более 16 тыс. памятников.

По мнению музейного сообщества, в случае с церковным имуществом нужна не кампания тотального возвращения, а каждодневная работа с каждым памятником. И, прежде чем что-то отдавать, надо иметь подробное описание и оценку этого объекта. Впрочем, в проекте закона оговариваются ограничения по вещам, которые входят в Музейный фонд России (именно наличием этой оговорки пытаются успокоить интеллигенцию). Однако нигде прямо не говорится о запрете на их передачу церкви. Все, кто проживает в столице, прекрасно знают, как в одночасье усадьбы из памятников архитектуры превращаются в обычные дома, вполне пригодные для сноса.

Если говорить о главном негативном эффекте законопроекта, он лежит не столько в сфере собственности. В кругах реставраторов, архитекторов, искусствоведов говорят о его реакционности – о слишком явном православном лобби во власти. В то время как весь мир, наоборот, открывает культурные ценности широкой публике (в Греции, например, церкви сами стремятся поставить свои иконы на музейный учет – так они получат дотации), наш закон декларирует, что искусство уже принадлежит не народу, а «религиозным организациям». Вместо того чтобы разработать документы сотрудничества, помощи церкви в деле сохранения памятников, паритетном владении, вопрос решается просто – отдать и забыть.

И здесь, конечно, возникает масса вопросов от других бывших собственников, кто ждет от государства подобных шагов. От дворянства, у которого тоже немало забрали после революции, у некогда союзных государств, чьи ценности хранятся в России, от Германии и бывших владельцев наших военных трофеев. Понимают ли депутаты, какую пружину они собираются раскрутить, устроив церковную реституцию, покажет обсуждение проекта.

В подготовке материала участвовали Людмила ПРИВИЗЕНЦЕВА, Мария МИХАЙЛОВА, Виктор БОРЗЕНКО

КОММЕНТАРИЙ

Андрей ЕРОФЕЕВ, искусствовед:

– Я против этого закона. Но у меня несколько другие мотивировки, чем у людей, работающих в музеях. Они считают, что в очень сложном положении оказываются те объекты, которые находятся в совместном управлении. Это те кремли и монастыри, которые являются музеями-заповедниками, то есть одновременно и культовыми, и светскими зданиями. Но я не считаю, что памятники религиозного искусства должны находиться в распоряжении только лишь государства или только церкви, а считаю, что именно совместное пользование самым лучшим образом отвечает интересам, с одной стороны, конфессиональной организации, а с другой – общедемократическому характеру государства. Потому что когда государство владело всем, то мы имели разрушенные храмы, уничтоженные миллионы икон, так что государству все это отдавать тоже опасно. Но совместное использование именно такое, как сейчас налажено в музеях-заповедниках, монастырях и кремлях, мне кажется, наиболее правильной формулой для управления этим имуществом. А нарушение этой формулы будет пагубно для нашего наследия и нашего развития в сторону нормального демократического государства.

Кроме того, этим законом проявляется некий корпоративный эгоизм государства. Потому что нашему государству не интересна культура. И этот закон показывает, что государству в тягость содержать наследие российской культуры, ухаживать за храмами, монастырями, за их интерьерами, реставрировать фрески. Государство просто не хочет этим заниматься. Это явное проявление ужасной узости мышления. С другой стороны, этот закон предъявляет претензии незначительного меньшинства нашего населения на ценности, которые принадлежат большинству, всему российскому населению. Потому что православная община в нашей стране – это около 2 или 5% активно воцерковленных людей, которые регулярно используют культовые здания, посещая богослужения. Наша страна – это светское государство, нравится это кому-то или нет, но это так. А в данном случае мы огромную часть нашего культурного наследия, которое принадлежит всем ста процентам населения, отдаем в руки этим двум или пяти процентам.

И еще важный вопрос – это сохранность и доступность. Доступность снижается в отличие от всей общемировой тенденции раскрывать культовые помещения и делать в них музеи. Если это музей, то он всегда открыт, а теперь сплошь и рядом если службы нет, то в храм зайти нельзя. И, совершая поездки, люди сталкиваются с тем, что объект оказывается недоступен для посещения.

Записала Мария МИХАЙЛОВА

17 ноября

Источник: "Новые Известия"

Rambler's Top100