Благовест-Инфо

Патриаршие хлопоты

В первое воскресенье после похорон патриарха Алексия II местоблюститель патриаршего престола митрополит Кирилл служил литургию в Троице-Сергиевой лавре. Когда митрополит вошел в Успенский собор, к монастырскому охраннику подбежала бабушка в бежевой кофте. «Кто это?» - громко прошептала она. «Это Кирюша», - фамильярно, но ласково отозвался охранник об одном из наиболее вероятных кандидатов в патриархи. «Западник он и реформатор, - вмешалась молодая иконописица Екатерина, - нам не политик, нам молитик нужен», - сказала она. Сам же «западник» и «реформатор» вдруг заговорил о «борьбе с внешними врагами» и «защите духовных рубежей».

Нового патриарха изберут в конце января. Как бы ни хотелось Кириллу избежать аналогий, в лавре его визит восприняли как старт предвыборной кампании. Монастыри - это наиболее консервативная часть церкви, и немудрено, что в Троице-Сергиевой лавре митрополит пытался представить себя охранителем.

Нынешнюю кампанию светские наблюдатели сразу представили как конфликт между консерваторами и либералами, и Кирилл считается либералом. На самом деле межпартийная борьба в церкви в прошлом. От нее остались лишь разные ярлыки, которые носят представители одного широкого центристского блока в РПЦ. Можно сказать, внутрицерковная «Единая Россия» образовалась сама собой. «Покойный патриарх задал такой тон, что православные, хотя и имели разные стремления, смогли остаться в лоне церкви и не расколоться», - говорит историк-религиовед Андрей Зубов.

Главная идея церковных центристов - отстоять традицию: хранить основы веры (догматы, таинства, обряды), влиять на общество, но держаться подальше от политики. При Алексии II в церкви сформировалось однородное большинство, и в этом смысле новый патриарх может не бояться крупных расколов. Появился своего рода церковный средний класс, который заинтересован в стабильности. Теперь церкви угрожает другая опасность: если Алексий II спас РПЦ от раскола, то преемник должен спасти ее от застоя, в который она погружается.

РАВНЕНИЕ НА ЦЕНТР

Двадцать лет назад церковь была маленькой - около 7000 приходов. Сейчас их в четыре раза больше. Отличить либерала от консерватора было очень просто. Первые призывали перевести богослужение с церковнославянского на русский язык и ввести обязательную катехизацию - обучение основам веры - всех новопришедших. Стремились к более тесному общению с инославными, в первую очередь с католиками. Вторые - консерваторы - говорили о монархии и святой Руси и призывали судить модернистов церковным судом. Церковь станет пристанищем мракобесов, пугали либералы. Нет, она превратится в протестантскую секту, твердили ревнители. Посторонние ничего этого не видели, кроме того, что в одни храмы пускали в джинсах, а в другие - только в юбке и в платке.

В начале 90-х церковное начальство разобралось с модернистами. Реформаторов заклеймили «неообновленцами» - по аналогии с обновленческим движением 1920-х, которое поддерживали большевики. Некоторые приходы расформировали, неугодных священников перевели в подчинение к ревнителям или отправили за штат. Зачистка не была массовой, но цели своей достигла - на виду остались одни лишь правые. С ними было уже труднее: надо было отделять радикалов от умеренных консерваторов, которые для архиереев были главной группой поддержки.

В 2000-х церковь поняла, что ультраправые могут помешать ее отношениям с государством. Они компрометировали церковь скандалами. Протесты против ИНН и новых паспортов, требования канонизировать Распутина, Грозного и Сталина делали из церкви посмешище. Когда радикалы стали клясть на чем свет стоит самого патриарха, терпение Синода лопнуло. «Епископа Диомида погнали не за его взгляды, а за то, что он пошел против Алексия II», - рассказывает Newsweek собеседник из патриархии про последний бунт православных ультраправых.

Ультраправых поприжали, и стало видно, что на фоне затихавшей борьбы левых и правых незаметно оформился и вырос церковный центр. «Партийная борьба закончилась, - говорит главный редактор агентства “Благовест-инфо” Дмитрий Власов. - Все размылось». Бывшие модернисты заседают вместе с охранителями. «Общие интересы служения церкви и обществу оказались выше, чем идеологические разногласия», - так описывает этот процесс настоятель московского храма Софии Премудрости Божией Владимир Волгин.

Ответственный редактор «Церковного вестника» Сергей Чапнин приводит пример: «Сейчас немало епископов, которые выступают за частое причащение мирян. В 90-х это назвали бы “неообновленчеством”». В то время правые считали, что часто причащать прихожан противоречит традициям русского православия: соединиться с Христом - это награда, и ее нужно заслужить. Либералы возражали: причастие - это любовь Христа, и переборщить с ней нельзя. Нормы внутрицерковной дисциплины стали помягче. Тепеь параллельно и спокойно сосуществуют обе практики.

Нельзя сказать, что центристы совсем не тяготеют к какой-либо из сторон. Каким был патриарх, таким получился и центр - правым, а не левым. «Консерватор в здоровом смысле слова», - говорит про него директор Центра изучения религий РГГУ Николай Шабуров. В 2000-е новая церковная сила услышала из Кремля близкую ей риторику. Светская власть - не коммунистическая, зато довольно реакционная - оказалась по душе церковному народу с его традиционалистскими настроениями. «Православие как общественно-политическое явление всегда нуждалось в симфонии, то есть в связке церковь–государство», - говорит насельник Данилового монастыря игумен Петр (Мещеринов).

ВРЕМЯ НЕБОЛЬШИХ ПЕРЕМЕН

При Алексии II менялась не только политическая карта церкви, но и ее внутренняя организация. Большая часть церкви живет по феодальным законам: пока вассал лоялен и исправно платит оброк, в его вотчину никто не лезет. По такому принципу работает церковная структура: приход–епархия–патриархия.

Эта система сейчас меняется в крупных городах, где много храмов. «Церковь медленно переходит от феодализма к госкапитализму», - формулирует известный московский протоиерей. С конца 90-х возникла новая практика: один настоятель может руководить сразу несколькими полноценными приходами, и в подчинении у него могут находиться больше десятка священников. Канонически и юридически это никак не оформлено, все держится на отношениях священника и епископа. А отношения эти определяются лояльностью и эффективностью. «Происходит маргинализация людей со слишком особливыми воззрениями. Это просто нерентабельно», - объясняет настоятель одного из московских приходов.

Критерием эффективности становится успешно реализованный социальный проект: восстановление храма, создание большого прихода, устройство богословской школы или даже известность священника. Например, у протоиерея Дмитрия Смирнова в подчинении с десяток храмов. «Всего в Москве таких эффективных священников примерно 10%», - говорит один из настоятелей, который тоже управляет несколькими храмами.

Финансовая успешность священника - не менее важный критерий. Если он смог собрать вокруг себя крупных спонсоров и обзавелся хорошими связями с чиновниками, степень его независимости внутри церкви значительно повышается. Известны случаи, когда недовольные своим архиереем влиятельные священники добивались, чтобы его перевели в другое место. Например, что епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона сослали в монастырь, а потом перевели в обычный московский храм после массовых протестов внутри епархии из-за его аморального поведения. Но при этом также была версия, что он попытался установить жесткий финансовый контроль над влиятельным духовенством епархии.

Впрочем, такие случаи пока редкость. Обычно епископ - царь в своей епархии. И подчиненным лучше не давать ему повода усомниться в их лояльности. А как показывает практика, главным признаком нелояльности священника до сих пор остается либерализм. «Что ты либерал, должен знать только ты, твоя жена и, в крайнем случае, твои прихожане», - говорит один из священников московской епархии. По словам другого собеседника Newsweek, либералы понимают, что новый патриарх - кто бы он ни был - будет поддерживать охранителей. Главное, чтобы он и «остальным дал дышать». Церковному среднему классу, чтобы избежать застоя, нужна свобода действий.

НАЗЫВАТЬ МЕРЗОСТЬ МЕРЗОСТЬЮ

Все ждут также, что следующий патриарх будет еще активнее лоббировать интересы церкви. «Где же влияние церкви, если за все эти годы Московский патриархат так и не смог добиться введения основ православной культуры в школах? Почему этого не случилось, если президенты и премьеры были демонстративно православными?!» - восклицает политолог Станислав Белковский. Он уверен, что власть просто использует церковь в своих целях. В самой церкви полагают иначе: власть опасается дать ей слишком много прав.

«Если бы они хотели использовать церковь как ресурс влияния на избирателей, то давно бы уже нам дали зеленый свет. А так нас свободно пускают к престарелым, больным и заключенным, но не дают постоянного статуса при школах и в армии», - говорит один из столичных священников. Понятно, почему не дают: церковь - несистемный игрок. Она зависит от государства, но не подконтрольна ему. «Патриарх никогда не отличался независимостью, но принял же решение, которое противоречит политике Путина и Медведева, - подчеркивает бывший лидер СПС Борис Немцов. - Теперь он войдет в историю как человек, который не признал своей канонической территорией Южную Осетию и Абхазию». Возможно, Алексий II просто считал, что лучше ничего не делать, чтобы не навредить. Теперь отложенные им решения перейдут к преемнику по наследству.

Одна из таких нерешенных проблем, по мнению многих священников, - сделать так, чтобы люди шли в церковь не только на крещение, венчание и отпевание, а превратились бы в сознательных христиан. «Очень часто, приняв крещение, люди остаются столь же чуждыми церкви, какими они были до его принятия», - говорит епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев). По данным ВЦИОМа, только 2% россиян могут перечислить все десять библейских заповедей, хотя 73% называют себя православными. В этой ситуации, считает епископ, первоочередной задачей станет миссионерство.

Сегодня церковь не ведет общество за собой. Скорее наоборот. «После советского погрома у нее не хватает сил на активизацию внутренней церковной жизни. Это означает, что церковь все время воспроизводит штампы, которые есть в обществе: идеологические, моральные, коммерческие», - говорит игумен Петр (Мещеринов).

По его словам, основной недостаток сегодняшней пастырской проповеди - отсутствие нравственной оценки. «Почивший патриарх не раз подчеркивал, что грех надо называть грехом, а мерзость мерзостью, - вспоминает игумен и приводит конкретный пример: - Если в столице среди белого дня убивают людей с иным цветом кожи и с иным разрезом глаз, то надо во всеуслышание и четко хотя бы с церковных амвонов сказать, что это тяжкий грех, что это ничем нельзя оправдать».

Илья Архипов

Материал подготовлен при участии Павла Седакова

декабрь 2008 - январь 2009

Источник: "Русский Newsweek"