Мониторинг СМИ

Михаил Миндлин: «В музее Андрея Рублева происходят радикальные изменения»

Фото: ruvera.ru

21 сентября 2022 года Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева отметил 75-летие со дня основания. Сегодня мы беседуем с директором музея им. Андрея Рублева Михаилом Борисовичем Миндлиным.

– За тридцать лет постсоветского бытия музейная жизнь существенно изменилась. Поменялись концепции, пространства, подходы и методики. Что Вы можете сказать о современной музейной философии? Как вписался музей им. Андрея Рублева в новую эпоху?

– Я могу сказать, что в последние пять лет концепция музея, экспозиционные пространства, подходы и методики в работе музея с посетителями, широкой аудиторией, профессиональным сообществом существенно изменились. Но это нельзя было сделать одномоментно. Потребовалось время на разработку новой концепции, на изменение методов, тенденций и стратегий, на изменение принципов работы с аудиторией, на изменение внутримузейной деятельности. Была разработана новая, адекватная настоящему времени концепция развития музея, которой мы пытаемся по мере возможности следовать. В музее происходят радикальные изменения. Я говорю не о ремонте и реставрации зданий. Я имею в виду новые подходы к формированию экспозиции, к выставочной и научно-исследовательской деятельности. В музее появились такие структурные подразделения, которых вообще раньше не было. Это отдел общественных связей, издательский отдел, отдел музейного маркетинга. Появился музейный магазин с разнообразной книжно-сувенирной продукцией. Расширилась реставрационная мастерская, в несколько раз увеличился штат ее сотрудников и специалистов в разных областях. Если раньше здесь работал только один специалист в области реставрации графики, то сегодня в отделе графики работают три человека. Появился сектор реставрации металла (здесь работают с окладами икон, евхаристической утварью, медно-литой пластикой), в музее работает специалист по реставрации тканей, специалист по реставрации произведений из камня, специалист в области реставрации монументальной живописи.

Фото: ТАСС

Подавляющая часть коллекции — это иконы, темперная станковая живопись. Поэтому специалистов темперной станковой живописи стало в несколько раз больше. Расширились площади реставрационных мастерских, появилось новое современное оборудование. Небольшой издательский отдел работает как полноценное издательство, да, у нас нет своей типографии, мы пользуемся услугами различных типографий, но при этом мы выпустили множество изданий, начиная с билетов, афиш, буклетов, это, конечно, современные научно-популярные каталоги, сопровождающие все наши выставочные проекты без исключения. Это то, чего раньше не было. Книга это полноценный документ, остающийся во времени. Иначе это все исчезает, зачастую просто бесследно. У нас целый ряд научных изданий- научные сборники, мы начали выпуск серии альбомов по искусству. К юбилею мы сделали выставку изданий музея, там будут представлены имеющиеся в наших архивах афиши, пригласительные, буклеты и т.д. За последние пять лет выпущено около 100 изданий: буклеты, путеводители, каталоги, научные сборники, альбомы. Здесь колоссальный прорыв, как и в направлении реставрации. Радикально изменилась концепция постоянной экспозиции музея. Сегодня это профессиональный с научной и дизайнерской точки зрения проект. В ближайшем будущем у нас будут появляться новые помещения для размещения постоянной экспозиции, она будет развиваться и увеличиваться.

Еще в юности я приходил в музей, это было мое любимое место в Москве, я приходил сюда на этюды, здесь впервые познакомился с экспозицией икон, с древнерусским искусством, для своего времени это был уникальный музей, на самом деле он продолжает оставаться таким и сегодня, хотя коллекции икон и декоративно-прикладного русского религиозного искусства существуют и в других музеях, но мы — единственный государственный специализированный музей в области русского и восточно-христианского религиозного искусства. Есть еще частный Музей русской иконы в Москве, есть частный Музей невьянской иконы в Екатеринбурге, но среди государственных, муниципальных и федеральных музеев мы — единственный музей, уникальный в своем роде.

Фото: ruvera.ru

Дело в том, что этот музей чрезвычайно важен для истории, для общества, это не излишний пафос. Что такое русская икона? Русская икона XIII-XVI веков — это вклад России в мировую художественную культуру, один из самых главных, наряду с русским авангардом начала XX века. Это истоки нашего национального эстетического сознания, национальной художественной культуры, важнейшая часть культурного генетического кода нации. Многие специалисты, я думаю, что подавляющее большинство, со мной согласны. Сегодня, как мне кажется, музей вполне адекватен современности, он не выглядит неким анахронизмом, каким-то пыльным музеем из прошлого.

– Сегодня музейная жизнь весьма активна. Одна выставка сменяет другую, организуются лектории, концерты, другие мероприятия. Хватает ли кадровых сил для такой «движухи», какими навыками приходится овладевать музейным сотрудникам для такой работы?

– В музее работают специалисты в разных областях русского религиозного искусства, конечно, молодым специалистам приходится учиться. В музее работает широкий ряд высококлассных профессиональных сотрудников. Если процитировать Жванецкого, который говорил: «В каждом мужчине заложено чувство ритма, ему надо только разрешить». Так вот, в подавляющем большинстве специалистов музея есть вот эта творческая, научная, профессиональная потенция. Наша задача — создать условия для реализации этой потенции, мы все усилия направляем на это. Приходят к нам и сложившиеся специалисты, и молодежь. В последние годы несколько специалистов вернулись в музей, которые были вынуждены его покинуть, по их словам, они видели, что музей стагнирует, «закисает», они не видели перспектив. Они в свое время ушли из музея, а в 2017 −2018 гг. они стали возвращаться. Также появились молодые сотрудники, очень активные, некоторые из них сейчас занимают ключевые позиции в музее и в области научной деятельности, реставрационной деятельности, хранении, в разных направлениях. Например, Светлана Гаркуша — юная жемчужина музея, она хранитель лапидария — коллекции произведений из белого камня. Открывать лапидарий будут для экскурсий. Экспозиция смонтирована таким образом, что все видно через застекленные витрины, здесь есть акцентированный музейный свет, позволяющий посетителям видеть каждый предмет, все предусмотрено. Насколько мне известно, это такой первый опыт в России — постоянная экспозиция произведений белого камня такого типа, созданная для широкого круга посетителей.

Хватает ли кадровых сил для такой «движухи»? Вы знаете, всегда не хватает. Весь коллектив музея работает на пределе своих возможностей, но представители музейного сообщества всегда: и в советское время, и сейчас — это, конечно, подвижники-энтузиасты, люди здесь работают не за страх, а за совесть, для них это определенного рода способ существования, среда обитания. Но специалистов как всегда не хватает. Выпускников творческого вуза, которые хотели бы заниматься исследованиями произведений из белого камня, немного, особенно сейчас. Сегодня специалист музейного дела — это не такая престижная профессия, как менеджер, который может стать топ-менеджером, это не журналисты, это не юристы.

Парадокс, с одной стороны, свободных и интересных мест работы не так уж и много, с другой стороны, это ограничение влияет на воспроизводство кадров, их сегодня слишком мало, поэтому возникают определенные проблемы. Просветительская, популяризаторская и образовательная деятельность — наши важнейшие функции. Мы можем заинтересовать музейного неофита своей художественной экспозицией, с одной стороны, а с другой стороны, его нужно сюда привлечь, его нужно уговорить сюда прийти, а это очень непростая задача. Слава Богу, у нас появился отдел новых компьютерных технологий, который поддерживает наш современный сайт и активное присутствие музея в социальных сетях. У нас целое направление работы с детьми, инклюзивное направление, мы стараемся работать во всех направлениях, нам важна любая аудитория.

– В 50-80-е годы иконы активно вывозились за рубеж. В нулевые многие иконы стали возвращаться в Россию. Появляются и исчезают частные коллекции, а затем на их месте опять создаются новые. Можно ли говорить о таком культурном явлении как «круговорот икон в природе»?

– В подавляющем большинстве иконы сохраняются и мигрируют в силу определенных социокультурных, политических причин. С другой стороны, в советское время, к сожалению, было утрачено значительное количество памятников. У нас предстоит выставка «Тверская Атлантида» — это важная часть экспедиций музея, благодаря которым формировалась коллекция музея. Научные сотрудники музея, которые ездили в эти экспедиции в самые глухие уголки, терпели лишения, ночевали в палатках, совершали настоящий гражданский подвиг. Они находили и спасали произведения, которые просто погибали в разрушенных храмах, заброшенных монастырях, обезлюдевших деревнях и селах, они исследовали эти памятники, демонтировали, вывозили, привозили сюда, делая профилактические заклейки, чтобы можно было переместить разрушающийся памятник, а в музее уже их восстанавливали. Этому посвящен новый выставочный проект к юбилею музея.

Посетители выставки «Век перемен. Иконы XVII столетия из собрания Константина Воронина». Фото: Музей Андрея Рублева

– Сейчас коллекционеры приобретают иконы в ФРГ, во Франции, затем сюда привозят. Можно ли этот поток считать ощутимым явлением или это единичные случаи?

– В последние пару десятилетий и после того, когда было отменено таможенное правило о взимании пошлины за возвращение культурных ценностей в Россию, если люди ввозили не для бизнеса, а для личного пользования, сюда вернулось очень много произведений русского религиозного искусства. Это достаточно распространено в мире. Поговорку «Где родился, там и пригодился» можно отнести к культурным ценностям, потому что наиболее востребовано русское искусство, за исключением первых времен русского авангарда и каких-то уникальных древних икон, именно в России. Человеку, воспитанному в национальных эстетических традициях, это понятно и близко. Наиболее ценятся произведения там, откуда они родом. Например, в США ценятся артефакты первых американских переселенцев, они стоят безумных денег на американском рынке, но кроме американцев они не очень-то кому-то интересны за пределами страны. Это один из примеров, а их множество. Поэтому возврат вполне закономерен.

– Известно, что между музеями существует конкуренция. Насколько положительно это явление и есть ли у него негативная сторона?

– Конечно, положительное. На самом деле, это скорее не столько состязание музеев, сколько дополнение одного музейного проекта другим. Конкуренция в чем может быть? В каких-то инновационных формах подачи, репрезентации экспозиции, в разработке новых стратегий, концепций, тенденций музейной деятельности новые выставочные концепции чрезвычайно важны. Раньше было общепринято примитивно предлагать посмотреть произведения определенного рода определенного времени. А сейчас иные времена. И Третьяковская галерея, и Пушкинский музей, и Эрмитаж разрабатывают весьма сложные концепции, они имплантируют произведения XX века или современного искусства в некий исторический культурный контекст, призывая зрителя думать о таких межвременных и межкультурных диалогах между этими произведениями. Я в свое время осуществил проект «Рефлексия» в Государственном центре современного искусства. Там была представлена рефлексия современных художников на предыдущие культурно-исторические пласты, на предшествующие им художественные произведения, это может быть иногда как и прямое заимствование, так и цитирование этих произведений в современном эстетическом контексте. Такие сложные, с драматургической точки зрения, концептуальные проекты, на мой взгляд, весьма интересны. Мы тоже стараемся работать в этом направлении, хотя концепция формирования музейной коллекции ограничивает нас во времени, до начала XX века, тем не менее мы в рамках этой концепции тоже пытаемся создавать некие разнообразные инновационные проекты, представляющие зрителю определенные пласты религиозной художественной культуры.

– Например, в Эрмитаже, есть проект «Эрмитажные коты», популярный среди детей и молодежи.

– Это, на мой взгляд, неплохо, это работает на имидж музея, но это не является главным. Это способ привлечь публику в музей, а там они увидят котов, а кроме котов они увидят шедевры мировой культуры, это важная часть современной музейной стратегии.

– Сейчас в России появляются частные музеи икон и других предметов древнерусского искусства. Каковы перспективы этого явления?

– Частные музеи существуют за счет подвижников, меценатов. Меценаты всегда были в России, и я очень надеюсь, что они не переведутся. Однако Музейное сообщество в России существует по французской модели, а во Франции — по русской модели. Основное финансирование музеев — это бюджеты разных уровней, субъектов федерации, муниципального, федерального. А в ряде других развитых стран, таких как США, Англия, где развито гражданское самосознание, музеи существуют и их коллекции формируются за счет доноров, там очень много меценатов, существуют попечительские советы, которые в подавляющем большинстве финансируют национальные музеи. Такие советы недавно стали появляться в России. Туда входят крупные коммерческие структуры, бизнесмены, банки. Они выделяют средства и на проекты в государственных музеях: таких, как Третьяковка, Пушкинский, Эрмитаж.

– С другой стороны, крупным музеям проще получить государственное финансирование...

– С одной стороны, финансирование Эрмитажа несоизмеримо с финансированием какого-то небольшого музея, но представляете, что такое — содержание в надлежащем виде, развитие и обеспечение деятельности такого музея с многомиллионной коллекцией, как Эрмитаж. У них и потребности несоизмеримо больше. Вы, может быть, слышали, что посетителей в Эрмитаж вынуждены ограничивать, потому что реставрация паркетов Зимнего дворца не покрывается стоимостью входных билетов. Это одна из многих проблем. У крупных музеев очень много проблем. В нашей стране содержать и развивать музеи можно пока только за счет госфинансирования.

– Музей Рокфеллера в Иерусалиме — единственный бесплатный музей, единственный музей в Иерусалиме, где представлены настоящие экспонаты, он при этом содержится на частные средства.

– Совершенно верно. Мы тоже движемся в эту сторону, потому что раньше не было попечительских советов даже у крупных музеев. Частные музеи — важное явление, но этот процесс, на мой взгляд, находится еще в эмбриональном состоянии. Но это чрезвычайно важно, потому что мы знаем, что из частных музеев, таких как Третьяковская галерея, появляются крупнейшие музеи страны, из частных коллекций, куда входят собрания Остроухова, Третьякова и т.д.

Святитель Никола Чудотворец. II половина XIX века. Гуслицы. Собрание МиАР. 

– Старообрядческая культура (иконопись, каллиграфия, прикладные ремесла) существует уже 300 лет, но только в последние полтора десятилетия со стороны музейного сообщества стал проявляться интерес к ней. Это вызвано активностью самих староверов или музейные специалисты, наконец, осознали ценность старообрядческой культуры?

– Долгое время наука мало интересовалась произведениями религиозного искусства XVII- XVIII веков, тем более XIX веком и началом XX века. Старообрядческая культура возникает с XVII века. Этот период считался упадком русского религиозного искусства и в советское время не изучался. И сегодня «последние из могикан», ряд специалистов еще советского времени, с некоторым скепсисом и пренебрежением относятся к этим поздним периодам религиозного искусства.

Однако подлинный интерес к старообрядческому искусству появился с приходом нового поколения исследователей, которые посмотрели на это искусство под другим углом зрения. Хотя и в советское время были такие исследователи, как, например, покойная Галина Сергеевна Клокова, один из крупнейших реставраторов России. Она занималась рязанской школой живописи, и тогда уже говорила, что есть потрясающие образцы не только XVII, но и XVIII, XIX веков, которые имеют совершенно неоспоримую высокую художественную ценность для национальной истории художественной культуры. Она всю жизнь утверждала это.

Наконец, в последние десятилетия появились специалисты, которые заинтересовались этим. Сегодня уже идентифицированы различные художественные центры. Раньше этим даже не занимались, в лучшем случае знали Палех и Мстёру. Сейчас выделены такие центры, как Сызрань, Ветка, Невьянск, Выг, Поморье, Павлово на Оке и другие, это определенные региональные художественные школы, важные для представления палитры русского религиозного искусства «нового времени». Интересно, что на религиозное искусство этого времени оказали влияние барокко, рококо, которые затем сменились классицизмом, ампиром, периодом эклектики, историзма и модерна.

Беседовал Глеб Чистяков

28 сентября 2022

Источник: "Русская вера"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):